Операция «Катамаран». Падение. После похорон

Так или иначе, данных было не густо. Они сводились к тому, что Ричарду Эбернети были прописаны витамины в капсулах. Хранились они в большом флаконе, который к моменту смерти был почти пуст. Кто угодно мог, вооружившись шприцем, подмешать что-нибудь в одну или несколько капсул и расположить их во флаконе так, чтобы Эбернети проглотил отравленную, скажем, спустя лишь несколько недель после того, как злоумышленник покинет дом. С другой стороны, кто-нибудь вполне мог незаметно проскользнуть в дом за день до смерти его владельца, начинить смертоносным ядом одну из капсул или, что еще вероятнее, подменить безобидную таблетку снотворного в пузырьке, стоявшем на столике около кровати. И наконец, вполне можно было добавить яд просто в еду или питье.

Пуаро проделал несколько экспериментов. Парадную дверь держали на замке, но боковую, выходящую в сад, запирали только вечером. Примерно в четверть второго дня, когда садовники ушли на ленч, а прислуга обедала, Пуаро вошел в ворота усадьбы, проник через боковую дверь в дом, поднялся по лестнице и добрался до комнаты Ричарда Эбернети, не встретив ни души. Несколько видоизменив условия опыта, он затем спустился вниз и проскользнул в кладовку при кухне. Оттуда до него доносились голоса, но его никто не заметил.

Итак, все эти варианты возможны. Но так ли обстояло дело в действительности? Пуаро не то чтобы искал улики — он лишь хотел прозондировать все версии. В конце концов, убийство Ричарда Эбернети было не больше чем гипотезой. Улики же необходимы, чтобы найти убийцу Коры Ланскене. Пуаро хотел изучить людей, собравшихся в тот день на похороны, и сделать в отношении их собственные выводы. Некий план уже сложился в его голове, но сначала он намеревался перекинуться несколькими словами со стариком Лэнскомбом.

Лэнскомб держался вежливо, но отчужденно. Отложил кусок замши, которой он любовно полировал старинный серебряный чайник, и выпрямился.

— Чем могу служить, сэр?

Поговорив немного о возможности приобретения Эндерби-холла «представляемой мною организацией» на предмет превращения поместья в дом для больных и престарелых беженцев, Пуаро завел речь о другом:

— Смерть хозяина, должно быть, была тяжелым ударом для вас, Лэнскомб.

— Еще бы, сэр! Ведь я состоял при мистере Эбернети еще со времен его молодости. Мне повезло в жизни, сэр. Лучшего хозяина нельзя было и пожелать.

— Я беседовал с моим другом и, э… коллегой доктором Ларраби. Мы с ним подумали: может быть, у вашего хозяина перед смертью были какие-то особые неприятности или тревоги? Вы не помните, приезжал к нему кто-нибудь накануне дня его кончины?

— Да нет, сэр, не могу никого припомнить.

— И никто не заходил примерно в это время?

— За день до смерти хозяина к чаю был наш местный священник. Заходили несколько монахинь, собирали на что-то по подписке… Ах да, с черного хода приходил еще молодой человек, весьма настырный: все старался всучить Марджори, кухарке, какие-то новые щетки для мытья посуды. Больше никого не было.

На лице Лэнскомба появилось озабоченное выражение, и Пуаро не стал к нему больше приставать. Старый слуга уже высказался откровенно перед мистером Энтуислом, с Пуаро он, несомненно, будет вести себя гораздо сдержаннее.

С Марджори, напротив, Пуаро сразу же повезло. Та была первоклассной кухаркой, и, похвалив со знанием дела ее стряпню, собеседник мгновенно нашел дорогу к ее сердцу — и языку. Марджори подробно доложила, что подавалось к столу в день смерти Ричарда Эбернети: «Как раз в тот вечер я приготовила шоколадное суфле, и хозяину оно так понравилось!» — но во всем этом потоке кулинарной информации не содержалось ничего ценного для дела.

Покинув кухню, Пуаро закутался парой шарфов, дабы уберечься от холодного воздуха Северной Англии, и вышел на террасу, где Элен Эбернети срезала поздние розы.

— Выяснили что-нибудь новое? — поинтересовалась она.

— Ничего. Но я ни на что и не рассчитывал.

— Я знаю. С тех пор как мистер Энтуисл сообщил мне, что вы приедете, я сама пытаюсь докопаться хоть до чего-нибудь, но увы…

Она помолчала и затем спросила с надеждой в голосе:

— Может быть, и на самом деле все это просто мираж?

— Убийство с применением топора — мираж?

— Я не думала о Коре.

— А я как раз думаю о ней. Для чего кому-то потребовалось убивать ее? Мистер Энтуисл говорил мне, что в ту самую минуту, когда Кора Ланскене произнесла свою несуразную фразу, вы и сами почувствовали что-то неладное. Это так?

— Да… но я не знаю…

Пуаро перебил ее:

— Что именно было «неладно»? Неожиданно? Удивительно? Странно… или страшно?

— О нет, только не страшно. Просто что-то такое… нет, не могу припомнить, да это и неважно.

— Но почему вы не можете вспомнить? Что-нибудь тогда отвлекло ваши мысли, что-нибудь более важное?

— Пожалуй, тут вы правы. Наверное, это было упоминание об убийстве. Оно отодвинуло все на задний план.

— Быть может, это была реакция какого-то конкретного лица на слово «убили»?

— Быть может… Но не помню, чтобы я обратила внимание на кого-то. Мы все уставились на Кору.