Велев Ольге занять мое кресло и вести корабль к свободному пирсу, я не смог отказать себе в удовольствии выбраться на обшивку «Шпика». Он резал воду туповатым своим носом, а я купался в состоянии полного, беспредельного счастья, какое бывает лишь в детстве, когда лежишь спиной в траве и глядишь на проплывающие в небесах облака. По бортам с шипением бурлила вода.
Берег приближался, а вместе с ним все четче становилась видна колоссальная инфраструктура береговой базы, укрытой в глубине острова. Я даже помыслить не мог о таком. Мог только надеяться, как надеялся профессор Челенжер добраться до своего Затерянного Мира. А это был мой собственный Затерянный Мир, но я чувствовал себя не столько профессором, сколько лордом Рокстоном, только карабина на плече не хватало. Надо было, кстати, его прихватить. Я связался с Урманом и велел ему принести автоматические винтовки из складского отсека. Через пару минут он подал мне через люк двадцатизарядную «Экстру», и тоже выбрался на броню.
Алекс уже ждал нас, сидя в мокром скафандре на краю пирса. Забрало его шлема было поднято, а рот был растянут в улыбке, чуть ли не от уха до уха. Я соскочил к нему, на бетон причала.
— Кнехты не предусмотрел Альбинос на «Шпике», — сказал Алекс. — Как будем швартоваться?
— Все бы проблемы были такими, — улыбнулся я в ответ. — За край шлюза прихватим, в такой бухте шторма не страшны.
— Судя по ее форме, тут был взрыв. Может даже ядерный. Взрывали прямо в русле реки.
Может так, может нет, мне трудно было сказать, я ведь мало соображал в строительных технологиях, тем более такого масштаба. Но очевидно было, что бухта имеет искусственное происхождение, и что создали ее позже, чем напечатали виденную мной карту. В любом случае я не видел повода для беспокойства, даже если породу взрывали термоядерным фугасом. Раз не боялись радиации расквартированные тут военные, то и нам это место навредить не могло.
Хотя, если честно, в целом бухта производила странное впечатление. Нельзя сказать, что очень уж тягостное, но и радостным его назвать точно было нельзя. К примеру, я привык, что в бухтах Суматры вода голубая, или синяя, если глубоко, или зеленая, если много планктона. А тут она имела серый оттенок. Отчасти это можно было списать на облачность. Наверняка в ясный день тут иначе. Отчасти на опресненность воды в бухте, ведь в нее впадала река. Сочетание факторов, все понятно. Но веселее от этого не становилось. Каким-то мертвым все вокруг было. Не мертвым даже, а как будто убитым.
Кроме того, кругом царила совершенно ватная тишина. Было не просто тихо, а тихо, как в помещении, и уж точно тише, чем положено на природных ландшафтах. Не было слышно ни криков птиц, ни привычного шума прибоя, ни шуршания ветра. А плеск волн о сваи причала напоминал по характеру скорее плеск воды в тазике, настолько искусственно он звучал. Пару минут я не мог понять, что это мне напоминает, хотя я уже определенно испытывал похожее состояние. Потом понял.
Много лет назад мне пришлось подрабатывать, таская декорации в муниципальном театре. Там звуки тоже гасли, едва возникнув, они тонули во множестве поверхностей, в мягком занавесе, их без остатка поглощал зрительный зал, заставленный мягкими креслами, а от высокого потолка не откликалось ни малейшего эха. Мы этого эха в обычной жизни не замечаем, но оно есть, мы его воспринимаем, и оно в огромной степени формирует привычную нам звуковую картину. А убери его, как в театре, и тут же мозг начинает тревожиться, мол, что-то не то и как-то не так.
И вот тут, на причале, ощущение было точно как на театральной сцене, или в помещении, обитом ватой. Звуки рождались, убегали и не возвращались больше, словно над нами навис не свод неба, а холстина с нарисованными на ней облаками и солнцем. Причем собственных звуков это место не рождало вовсе — все было безжизненным, давно брошенным и пустым. И очень искусственным, не создающим ощущения открытого пространства, как декорации в павильоне.
Ближайшие к бухте складские четырехэтажные здания, собранные из тонких бетонных плит, тускло отсвечивали слепыми темными окнами, подъемные краны, давно неподвижные, тянули решетчатые стрелы ввысь, но гора прикрывала от западного ветра, делая его настолько слабым, что он не издавал ни единого звука в этих конструкциях. Ни в одном из наблюдаемых вокруг бухты объектов не было жизни. Так, наверное, выглядели древние вымершие города.
Ольга выбралась из шлюза, держа короткое ракетное ружье. Осмотрелась, прислушалась.
— У! — коротко выкрикнула она, словно пытаясь разогнать почти осязаемую тишину.
Убежавший звук словно поймали сетью и тут же накинули на него ватное одеяло.
— Как тут странно, — произнесла Ольга то, что все чувствовали, но никто еще не озвучил. — Словно уши заложило.
— Это из-за того, что мы как бы в воронке, — предположил Алекс, — а потому звуки ведут себя странно.
Тему развивать было некогда, надо было просто привыкнуть к особенностям этого места.