Операция 'Карантин'

Пройдя с полкилометра вниз по течению Бурунки, Полынов забрался в густые заросли боярышника и, присев, осмотрелся. Лучшего места для «лежки» не придумаешь. Кустарник дальше двух метров не просматривался, к тому же камуфлированная форма по своей расцветке сливалась с окружающей растительностью, и обнаружить здесь Никиту можно было лишь подойдя вплотную, если не наступив. Но и подойти без треска сучьев сюда невозможно. Впрочем, искать Полынова, по идее, пока никто не должен, и наткнуться на него мог разве что какой-нибудь бомж. Хотя, откуда здесь бомжам взяться? Чай не сытая Москва, где они все пригородные лесочки оккупировали, спят чуть ли не под каждым кустом. Здесь периферия, не самое сладкое место для нищих — поспать места вволю, зато жрать нечего, никто не подает.

Что удивительно, но есть не хотелось, хотя почти сутки во рту маковой росинки не было. Зато по-прежнему хотелось пить, но это желание, скорее всего, было вызвано соматическим расстройством организма — даже бултыхайся он сейчас в бассейне и напейся так, что вода из всех пор сочилась, Никита все равно испытывал бы жажду.

Полынов смочил губы из бутылки и, подложив под голову пентоп, улегся. В кустах боярышника было жарко и душно — не то, что под мостом, где от бетонных плит и близкой открытой воды тянуло прохладой, — но выбирать не приходилось. Лучше проснуться живым и здоровым на сухой, твердой, как камень, земле, чем умереть во сне на перине.

Глава девятая

Снилась Никите баня. Жаркая, душная, заполненная паром. И будто бы посреди бани стоит большой оструганный стол, а вокруг на лавках, закутанные в простыни, сидят спасатели МЧС. Устюжанин, Мигунов, Братчиков, Фокина. Сидит среди них и Никита. Стол пустой, ничего на нем нет, но ничего им и не надо. И так всем весело, все довольны — радуются, что после взрыва самолета живы остались, а теперь вот в баньке парятся. Устюжанин сидит во главе стола, курит, улыбается добродушно, глаза от удовольствия щурит. Володя наперебой с Олегом анекдоты шпарят, все смеются заразительно, но как-то невпопад, больше не над анекдотами, а от радости жизни. Напротив Никиты Леночка сидит, и какая-то она совсем другая, непохожая на ту — из лаборатории и из жилого отсека трейлера. Верткая, подвижная, глазами в Полынова так и стреляет.

— Что же ты, Никита, так перепачкался? — весело спрашивает она и подмигивает.

Никита смотрит на свои руки и видит, что они действительно неимоверно грязные, заскорузлые от въевшейся в кожу рыжей пыли Каменной степи. Все вокруг сидят чистенькие, распаренные — один он грязный.

— Идем-ка, мил дружок, я тебя на полок положу да березовым веничком хорошенько отхожу! Будешь ты у нас чистеньким да пригожим, вот тогда тебя и полюбить не грех будет! — прыскает в ладошку Леночка и глазами в его глаза призывно смотрит.

Никита конфузится и исподлобья бросает взгляд на остальных. Но никто на них с Леночкой внимания не обращает.

— Да что же ты смущаешься так! — заливисто смеется Леночка, протягивает руку и кладет свою ладонь на его.

Ладошка у нее маленькая, узкая, теплая, рука белая. Из-под съехавшей с плеч простыни выглядывают полукружья белых, незагорелых грудей. Левое полукружье ритмично вздрагивает от учащенно бьющегося сердца, а в ложбинку по коже медленно скатывается капля пота — жарко в бане.

— Не обращай на них внимания, — говорит тихо Леночка и поглаживает своей ладонью его ладонь. Сердце у Никиты обмирает. — В этом мире до нас двоих нет никому дела. Все у нас получится!

Леночка снова заливисто смеется, и не понять, то ли шутит она, то ли искреннюю правду говорит…

Треск ветвей поднял Полынова с земли, как зайца с лежки. Чуть стрекача не задал. Солнце припекало, от его лучей не спасали мелкие листья боярышника, и Никита очнулся весь в поту. Будто действительно в бане побывал, вот только спасателей МЧС с собой в реальность не прихватил. Не смог. Никогда больше им вместе не сидеть.

Треск кустарника доносился со стороны моста, и был он необычно громким, будто кто-то специально шумел, продираясь сквозь заросли напролом. И был этот кто-то не один — треск раздавался, по крайней мере, с трех-четырех направлений. Словно облава шла, прочесывая правый берег Бурунки в поисках Полынова.

Внезапно оттуда послышался мальчишеский окрик, что-то свистнуло, щелкнуло, размеренные, тяжелые шаги рассыпались паническим топотом, кустарник немилосердно затрещал, и над берегом разнеслось обиженное мычание.