Операция 'Карантин'

Полынов на мгновение оторопел, а затем вдруг неудержимо расхохотался. Сознание самопроизвольно разрядилось после нервного перенапряжения.

— Извини… — давясь смехом, еле выговорил он. — Извини, Игорек… Шутки у меня такие дурацкие… Мир. Мир и дружба между нами!

К тому факту, что шофер заметил у него под курткой пистолет, Никита отнесся спокойно. Заметил и заметил, что теперь поделаешь? Не устранять же невольного свидетеля из-за такого пустяка? Мало ли сейчас народу с «пукалками» по просторам России шастает…

— То-то, — недовольно пробурчал Игорь, вновь заводя машину. Но уже через минуту хорошее настроение вернулось к нему. Не умел, похоже, он долго держать обиду на кого бы там ни было. Видно, действительно, мрачное выражение лица ему придавал лунный свет.

— Везет мне на попутчиков на этой дороге! — сказал он. — Недели две назад, еще до начала ваших учений, подобрал тут одного человечка. Как и ты, тоже сдвинутым был, но поболе. Из поселка Пионер через степь бежал. Видать, от жары умом основательно тронулся. Орал, что его людоеды преследуют, все за руль хватался, требовал, чтобы я его срочно в милицию доставил. Я и доставил, жалко, что ли? Тем более — по пути, хотя поначалу хотел в дурдом сдать… Да… Все собираюсь в отделение зайти, поинтересоваться, что с ним, да некогда, времени выкроить не могу.

Полынов в очередной раз отхлебнул из бутылки и с интересом посмотрел на Игоря. Тень от светозащитного козырька на ветровом стекле падала на водителя, и Никита не смог рассмотреть выражение его лица.

Надо же, как переплетаются судьбы! Оказывается, его спаситель в свое время подвозил гражданина Осипова Евгения Юрьевича, жителя Пионера-5, единственного свидетеля массового каннибализма в поселке, бесследно исчезнувшего затем из психбольницы. Бесследно и, похоже, безвозвратно, так как именно на основе его показаний и началась эта катавасия с воинскими учениями.

Тридцать километров до Каменки ехали около часа. Несмотря на показушно наплевательское отношение к машине, Игорь берег свою «кормилицу» и вел пикап по разбитому шоссе весьма осторожно. Всю дорогу он неумолчно болтал, рассказывая о своем нехитром житие-бытие, а Никита слушал, методично отхлебывая из бутылки, кивал, изредка вставлял в монолог Игоря междометия. Как он понял, его новому знакомому нужен был не собеседник, а слушатель. Так, в основном, и бывает между двумя попутчиками.

Ничего выдающегося в жизни Игоря не было, разве что служба в Афганистане и плен у моджахедов. Но как раз об этом он рассказал скупо, в двух словах, с затаенной грустью, и сразу стало понятно, что те далекие военные будни и память о настоящем солдатском товариществе являются для него сокровенной святыней, куда посторонним вход заказан. Зато о последующей своей жизни, в общем-то, весьма «нескладушной», Игорь рассказывал без тени уныния и даже с юморком. После армии он работал аппаратчиком на насосной станции, обслуживавшей водовод поселка Пионер-5. Когда рудник в поселке закрыли, уволился и подался в «челноки» — возил шмотки из Китая и Турции. Впрочем, длилось это не долго. Не имея коммерческой жилки, быстро прогорел, решил поддаться на уговоры тестя и пойти работать механизатором в совхоз. Но как раз в тот день, когда они с тестем обмывали столь знаменательное событие, руководство совхоза подписало договор с немецкой фирмой о создании совместного российско-германского агротехнического объединения, и не только Игорь остался не у дел, но и тесть, и все остальные наемные работники совхоза. Как оказалось, единственным вложением в новое объединение со стороны России была земля, а все остальное — немецким. Сами немцы пахали землю на немецкой технике, сеяли элитные сорта немецкой гречихи, обрабатывали поля по немецкой технологии, собирали урожай с немецкой скрупулезностью и тщательностью и вывозили все, вплоть до тюков соломы, в Германию. Что доставалось России, одному богу известно, да и то, наверное, его католическому образу и подобию, а не православному. К счастью, тестя на тот момент осенила идея с газированной водой, и теперь, в отличие от остальных жителей Куроедовки, его семейство жило более-менее безбедно. И все же в тоне Игоря Никита уловил нотки злорадства по поводу нынешней засухи — хрен, мол, немцы в своей Германии в этом году гречиху лопать будут. Пусть прошлогоднюю солому жрут.

Когда подъехали к Каменке, стало светать. Луна еще не успела спрятаться за горизонт, а на востоке уже разгорался рассвет, и окружающий мир начал приобретать естественные краски, будто черно-белое кино постепенно вытеснялось цветным.