Операция "ГОРБИ"

Двое молодых мужчин в солнцезащитных очках сидели на деревянной лавочке возле Литературного института имени Горького и вполголоса беседовали.

— Ну вот, «холодная война» закончилась, зато началась война на Кавказе, — угрюмо заметил один из студентов, худощавый и высокий светловолосый парень в модных джинсах и со спортивным рюкзачком на плече, дослушав диктора.

— Нагорный Карабах — это первая горячая точка, которая будет тлеть еще долго, — усмехнулся Роберт. — Армяне и азербайджанцы — это народы, которые всегда враждовали. И эта вражда останется всегда. Это я утверждаю как социолог. Как ученый.

На лица собеседников падала тень тополей, гордо возвышавшихся над старенькой деревянной скамейкой с облупившейся от дождя и солнца белой масляной краской. От тополей по всей территории Литинститута летел белый пух, и дворник методично поливал его водой из резинового шланга для полива цветочных клумб, так что хлопья теплого снега прибивались к асфальту и таяли.

— У нас на курсе есть люди и из Армении, и из Азербайджана, — усмехнулся студент. — Но они не враждуют. Напротив, дружат.

— А что им делить? — усмехнулся «ученый». — Призрачную земную славу? Творчество — это не земля, не деньги, не власть. Творчество в руках не подержишь. Это — миф, а не реальный ресурс. Творчество и реальность имеют между собой мало общего…

— Мало общего? — белобрысый студент вспылил. — Пять минут назад ты меня уверял, что в следующем КВН стихи о «перестройке» неуместны, поскольку слишком реалистичны. Слишком правдоподобны. И даже вычеркнул мизансцену, в которой фигурируют матрешки с лицами политических деятелей!

— Сергей, ты меня не понял! — Роберт усмехнулся, вспоминая, как они познакомились.

МОСКВА, СТАРЫЙ АРБАТ, ПРОМОЗГЛАЯ ОСЕНЬ. Горбачевская «перестройка» открыла простор для индивидуальной деятельности и кооперативов. Художники-графики, уличные музыканты и прочие непризнанные гении заполонили Старый Арбат, который вновь стал пешеходной улицей, и предлагают портреты своим клиентам. Неожиданно-ярко среди разномастных картин смотрятся русские сувениры, предназначенные для иностранцев. Едва защищенные брезентовыми крышами лотки с русской символикой, берестяными шкатулками, можжевеловыми подставками под чайники и значками советских времен.

На шатких перекрытиях самодельных лотков болтаются рыжие лисьи хвосты и песцовые шкуры. Роберт идет по Арбату, и ветер прибивает к его лицу колючий мех воротника спортивной куртки — «аляски». Его внимание привлекает лоток с матрешками. Политические деятели Советского Союза — Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев красуются на деревянной лакировке. Роберт подходит к лотку, усмехается тому, что Ленин и Сталин стали модными брендами, товарными марками. Высокий и худощавый продавец с белобрысыми вихрами, курчавыми, как у Есенина, предлагает купить «три в одном» — три матрешки с лицами Ленина, Маркса и Энгельса, точь-в-точь как на известном плакате, что украшает стену ГУМа во время первомайской демонстрации.

Роберт разглядывает матрешки и переводит взгляд на ернически улыбающееся лицо белобрысого продавца. Почему-то в этот момент к нему приходит осознание того, что Советский Союз неминуемо рухнет. Вот она, наглядная инверсия ценностей. Конфликт цивилизаций, упакованный в одну матрешку!

Наряду с внешней «холодной войной» шла и внутренняя холодная гражданская война, в которой партия диссидентов, похоже, победила. Роберт взглядом знатока разглядывает лакированные лица, приценивается. Вихрастый продавец обещает заметно уступить, если покупатель возьмет матрешки оптом. Роберт понимающе кивает, сувениры выполнены качественно и ему они пригодятся — на подарки. Особенно порадуются его американские коллеги-социологи, те самые, на гранты которых он проводит свои «научные исследования» и благодаря которым периодически уезжает на Дикий Запад. Роберт достает помятую стодолларовую купюру. Белобрысый продавец с благодарностью в глазах берет ее и одновременно подозрительно морщится: настоящие ли это деньги? Откуда у советского гражданина доллары? Ведь хождение валюты в Союзе запрещено. Кто этот странный покупатель, только что одной купюрой обеспечивший продавцу матрешек безбедное существование на целый месяц?

— Да оставьте, пожалуйста, бдительность операм. Люди, будьте доверчивы] — усмехнувшись, говорит странный покупатель, понимая, что его стодолларовая купюра не на шутку напугала бедного продавца.

И тут происходит невероятное. Продавец, едва не уронив при упаковке одну из матрешек, внимательно вглядывается в покупателя и медленно, почти по слогам произносит:

И пускай это время в нас ввинчено штопором, И пусть сами мы в нем до предела заверчены, Но оставьте, пожалуйста, бдительность операм. Я люблю вас, люди. Будьте доверчивы!