Операция «Гиппократ»

Судно выпас на улице режиссера Петрова и прилип до него сильнее той маленькой рыбки, которая живет на акуле, подбирая все объедки, что не залезли до ее глотки. Сосисомиди долго и нудно лез в душу за репетиции у театре, хотя режиссер, сильно ускоряя шаг, делал всё возможное, чтобы Янис потерялся по дороге вместе со своими дебильными вопросами. Сосисомиди старался не отставать и рысачил рядом с видом того самого банного листа, который известно до чего постоянно норовит прилипнуть. И, между прочим, напоминал режиссеру: у него скоро премьера, на которую Судно собирается катать рецензию.

Режиссер немного стал притормаживать; он не столько удивился изменению курса Судна из моря поэзии в область критики, как понимал, чего может накарябать этот деятель даже из самых лучших побуждений. За другие побуждения не было и речи: Янис сходу намекнул – он будет стараться изо всех сил, и люди, прочитающие его рецензию, повалят на спектакль Петрова такими толпами, с понтом театр решил перед третьим звонком вернуть всем пострадавшим сгоревшие вклады из разных страховых компаний.

За это Петров, само собой, не должен оставаться равнодушным, а реклама есть реклама, даже если она рецензия. Режиссер задумался над такими словами с видом Гамлета. Возбужденный своей влиятельностью на современный театральный процесс, Сосисомиди продолжал гнать открытым текстом: когда режиссер не поймет, чего от него требует искусство и время, так рецензия может оказаться такой, что эти самые толпы зрителей убегут в другую сторону, с понтом в театре безо всякой очереди можно разжиться исключительно заразными выбрионами. Тем более, сейчас лето, кто тому удивится, если театралы сделают каникулы, а к гастролям в Одессу жарким временем этой самой холеры и прочих дорогих гостей, вроде дизентерии, мы постепенно стали привыкать.

В ответ на заботу Яниса за высокое искусство, режиссер чуть было не придал ему состояние Йорика во время его последней встречи с тем же Гамлетом. Однако вовремя взял себя в руки и заметил Сосисомиди тоном настоящего служителя искусства: если ты, козлиная харя, устроишь подляну, моя благодарность таки да не будет знать границ.

Ну, после такого обещания, другой, может быть, и задумался за последствия. Но только не Янис, для которого истина – важнее всего. И в самом деле, разве Янис виноват, что спектакль, между прочим, имеет огрехи, декорации поганые, костюмы хреновые, освещение тусклое, а настоящая фамилия Петрова вовсе Веренбойм? В общем – говно, а не спектакль, и нужно быть поцом на всю голову, чтобы переть в театр. Об этих и множестве других недостатков Сосисомиди честно рассказал читателям, как, впрочем, повелевает долг всех журналистов, бесстрашно несущих правду народу, несмотря на страшенные угрозы распоясавшейся мафии из будки «Рембыттехники».

Как каждый творческий деятель, Петров тут же начал соображать выводы из критики, чтобы улучшить работу. Для начала режиссер заглянул в метрику о рождении и убедился, что его фамилия таки да Петров. Остальные критические замечания Сосисомиди были не менее достоверны. Режиссер быстро догнал: его последующие спектакли Судно просто обязан смотреть исключительно натянутым на жопу глазом, как и было гарантировано во время личной встречи.

Статья за замаскированного Беренбойма с его донельзя паршивым спектаклем увидела свет на три недели раньше, чем Петров заметил Яниса среди пляжа «Отрада». Режиссер отбросил в сторону творческие сомнения и вместе с завлитом отправился до новоявленного критика, разомлевшего под солнцем.

Режиссер с корешем стали раздавать Судну такие автографы, за которые ему явно не мечталось во время создания рецензии. Янис даже попытался защищаться, но деятели искусства сходу сломили сопротивление Сосисомиди вместе с его переносицей. После очередного режиссерского хука кровь ударила в мозг Яниса до того сильно, что Судно засомневался: вдруг он таки да ошибся в своих выводах за искусство? Потому что так здорово бить может самый настоящий Петров, а не какой-то там переодетый Беренбойм.

Сосисомиди метелили чересчур разнообразно, и многие отдыхающие стали своими визгами выражать повальное любопытство. Некоторые бросали реплики в сторону театральных деятелей, сравнивая их с бандитами и ментами. Одна баба так вообще истерически орала: «За что вы так человека?»