Операция «Гадюка»

— Не обойдешься. Рассказывай дальше.

— Но хоть скажите, кто вы такой, — взмолился я.

Порейко смилостивился.

— Тайны тут нет, — сказал он. — Я председатель меховской секции «Союза ветеранов — XX век». Слышал о таком Союзе?

— Союз ветеранов Афганистана? — спросил я.

— Не совсем так. «Союз ветеранов — XX век». Мы объединяем все здоровые силы в ветеранском движении под лозунгами единства и нерушимости нашей родины. Ясно?

Текст был прочитан как с плаката, хотелось посмотреть по стенам — откуда же он прочел эти громкие слова?

— Ну что ж, — сказал я, даже без особого желания, так, к слову пришлось, — значит, мне у вас надо зарегистрироваться.

— А ты что, ветеран? — Порейко был удивлен. — Ты же сказал, что только на действительной был.

— И еще три года, — сказал я.

— И где же служил?

— Я много где служил.

— А ты говори, нам спешить некуда.

Я принялся рассказывать вымышленную боевую биографию, путь советского конкистадора конца XX века. Моя «легенда» была относительно скромной, чтобы максимально снизить риск от встречи с бывшим однополчанином. Правда, дядя Миша не успел толком проверить все личные дела меховских ветеранов, но он был почти уверен, что там не было абхазцев и никто из них не побывал в Африке. Африку придумал я сам — наемник в Сомали! Я еле спасся, когда власть переменилась. Но везде — механик-водитель, не снайпер, не террорист — избави боже, просто хотелось посмотреть мир и немного заработать. Мир кое-как посмотрел, большей частью через прорезь в БМП, заработать не удалось — плохо у меня держатся деньги.

Порейко слушал меня, почти не перебивая, делал пометки в черном блокноте. Когда я бежал из Сомали в Киншасу, скептически покачал головой и сказал: «Клуб кинопутешественников».

— Да ты, может, снаряды возил для черных! — взвился Порейко.

— А ты считал? — спросил я. — Кто эти снаряды возил и кто дачи себе строил? Там и без снарядов было что возить.

Я закончил рассказ своим появлением здесь. Захотелось осмотреться, может, осесть, хотя люблю я больше крупные города, а может, отправлюсь дальше. Как получится. Главное — я мирный человек, приехал с дружескими намерениями и встревать в войны не желаю…

— Черт тя знает, — сказал по завершении моей одиссеи Порейко. — Черт вас всех знает.

— Мне можно идти? — спросил я.

— Нет, — сказал Порейко.

Он поднялся, решительно кинул мой паспорт в ящик своего стола, вернее, ему показалось, что он кинул мой паспорт в ящик стола, — на самом деле паспорт уже был у меня в кармане. Но мало ли кому что кажется.

— Пойдем с тобой вместе, — сказал он.

Стоя, он расчесал свои кудри, распределив по лысине параллельными прядками, кликнул Одноглазого Джо и велел усатику садиться за завершение какого-то документа.

— Сейчас навестим Одуванчика, — сказал он своему адъютанту.

— Он сейчас в мастерской занят, — с почтением в голосе ответил Джо.

Порейко вылетел из комнаты подобно Петру Первому на каком-то полотне Лансере и помчался, поднимая ветер.

За ним бежал Одноглазый Джо и сзади — я.

День уже разгорелся, солнце светило жарко и влажно, под ним подушками лежали сизые тучи.

Люди оборачивались, глядя на нас, Порейку узнавали, некоторые пытались приветствовать его. Но Порейко никого не видел.

Мы промчались вдоль рядов рынка, в конце их у забора была мастерская «Металлоремонт», типичная хижина дяди Тома с окошком, как в заводской кассе.

Но мы не стали заказывать ключ, Порейко обогнул мастерскую сбоку, толкнул дверь, а мы с Джо остались снаружи, на пороге, потому что места внутри хватало лишь для длинного верстака с вальцами, половинки стола, где были сложены инструменты, и стула, на котором сидел хозяин мастерской Одуванчик.

Я сразу понял, почему его зовут Одуванчиком. Он был смуглым, загорелым или с детства смуглым, а тонкие завитые волосы вокруг лысинки-тыквы казались одуванчиковым белым пухом. А лицо у него было гладким и добрым, с большими бараньими глазами.

— Все знаю, — сказал он, не оборачиваясь и не переставая обтачивать болванку. — Все слышал. Страшно недоволен. Всех накажу. А ты, Трофимыч, своих тоже накажи.

— Я там сам был, — сказал Порейко. — Знаю, кого наказывать.

— Зачем волнуешься, гипертонию подхватишь.

— Ты предупреди, Артем Давидович, — сказал Порейко, — ты предупреди Кирилла, чтобы он глупостей не делал. А я тебе хочу представить (он так и сказал: представить) моего нового человека, прибыл к нам из самой столицы, состоит моим личным водителем. Познакомься, Юрик, и проникнись уважением к единственному в наших краях «авторитету».

— Преувеличение. — Мастер Одуванчик обернулся ко мне. Он отложил болванку и вытирал ветошью пальцы. — «Авторитетов» в Меховске нет, а вот авторитетные люди имеются в наличии.

Он протянул мне руку.

Ладонь и пальцы были жесткими, как у человека, который занимается ручным — металлическим или каменным — трудом.

— Не могу без работы, — сказал Одуванчик. — Руки мои тянутся к труду. И вроде пенсия у меня хорошая, и квартира есть, а все продолжаю приносить пользу людям.

— Значит, договорились? — спросил Порейко.