Операция "Берег"

— Ситуация сложная, поясню наглядно, на месте, — Тимофей глянул на часы. — Еще шесть минут, вполне успеваем.

Чердак оказался не совсем чердаком, а вполне жилым обиталищем, с кроватью и шкафчиками, только окна на уровне пола. Здесь уже сидели радист и внезапная товарищ старший лейтенант Мезина — не снимая наушников, наблюдала в бинокль за набережной на той стороне:

— Прибыли? Пулемет к окну, матрац на подстилку можно со шконки взять. А, снайпер товарищ Иванов, прибыл? Пристраивайся. Днем много успел настрелять?

— Куда там, тащстарлейтенант. Два раза и успел пальнуть. Может разок и попал.

— Скромность украшает настоящего стрелка. Ничего, на танке вы явно побольше успели. Этакая канонада, словно батальон бабахает, — Мезина кивнула в сторону окна.

Действительно, оставшийся в одиночестве «ноль-четвертый» спуску немцам не давал и снарядов не жалел.

— Могу задачу танкистам пояснить? — уточнил вежливый Тимка.

— Давай, давай, — контрразведчица не отрывалась от наушников и оптики.

Устраиваясь с винтовкой в полутора метрах от разбитого окна, Митрич слушал про обстановку. Старшина излагал точно и толково — вот неглупый парнишка, ему бы в офицеры…

Снайперский прицел разом приблизил дома на той стороне — трехэтажное здание догорало, рядом стояли целые, признаков жизни не заметно, но немцы непременно должны быть. Собственно, об этом уже и сказали.

Ситуация складывалась сложная. На той стороне в подвале — где-то в трех-четырех домах от набережной — сидела наша разведгруппа. Форсировать реку разведчикам было сложно — при них имелись раненые и гражданские, сдвинуться в обход не получалось по тем же причинам. Вытащить разведку было необходимо, вот только людей и по эту сторону стянулось немного — опергруппы продолжали работу по основным заданиям, их оставались прикрывать саперы и техника. Так что тут вот: танк, три пулемета, если вместе с танковым и транспортерским считать, да десяток бойцов. Остальные отвлекают немцев в стороне, изображают ложную переправу. Должно подействовать.

…— Хорошо, что постоянная связь есть. Сейчас начнут прорываться, — закончил Тимофей, поглядывая на часы. — Товарищ Катерина Георгиевна?

— Спускайся к броне, я сигнала дождусь, и тоже, — пробормотала Мезина, морщась и вслушиваясь. — Как бы мы не накаркали со связью. Садятся у них батареи, в решительный момент боги запросто могут и подшутить.

— Дотянут, там батареи хорошие, и Ян там есть, подправит, если что, — заверил старшина. — Я пошел.

Вдумчивый Тимофей исчез.

— На первом этаже фрица вижу, — сказал, разгадывая смутную тень, Митрич. — На фаустника похож, очень подло горбится.

— Угу, туда траншея выходит, ближе к углу тоже каска мелькала, — процедила Мезина и заметно вздрогнула от подавшей признаки жизни рации: — Готовы бродяги, выходят! Даем подтверждение и готовимся. Танкисты — первыми не стрелять, не открываться!

Она беззвучно исчезла.

Танкисты переглянулись:

— Что за жизнь, — вздохнул Митрич. — Опять не стреляй, не шуми. А потом срочно стреляй, шуми. Высшая стратегия! Тут без академии не понять.

— Не шути. Там наши, надо непременно вытащить. Они из самого логова идут, — сказал радист. — А шумнем, когда нужно. Я и сам с автомата дам.

— Да? Тогда имеем все шансы на успех! — вдохновился Митрич, обозревая в прицел вражеские окна и прочее. Опять дым натягивает. Может и к лучшему.

— А на стрельбу будет отдельный приказ? Или по обстоятельствам? — поинтересовался Хамедов, чуть нервно ерзая у пулемета.

— Разберемся, — заверил, но не очень уверенно, радист, готовя свой ППС.

«Без приказа огня не открывать», знакомо-то как — Митрич потерся подбородком о приклад, добротно лакированный, но в общем-то не отличающийся от многочисленных былых, потертых и поцарапанных винтовочных прикладов.

* * *

Весна — лето 1943 года.

Май — июнь

До действующей армии в тот раз добирался красноармеец Иванов что-то уж очень долго. В запасном полку обнаружилось очень знакомое — тыловой паек с упором на чуть подогретую воду с легкими признаками дрейфующего продукта «крупа перлово-пшенная», многочасовые не особо нужные занятия по строевой и начально-огневой подготовке. Но фокус «нарваться, чтоб спровадили побыстрее» на этот раз не прошел. Нарваться-то удалось, но вместо маршевой роты сослали на хозяйственные работы. Видимо, прочитали насчет госпиталя, сочли наглое хамство за последствие контузии и издерганных нервов. Вот встречаются добрые люди. Когда не надо.

Больше месяца ремонтировал Иванов всякие нужные и разнообразные орудия ручного труда, типа шанцевого инструмента, насаживал новые рукояти и налаживал заточку, потом плюнул, на попутке добрался до лагеря и доложил, что надоело, душа горит, на фронт тянет. Отсидел три дня под арестом — кормили там так же, только строевой не изнуряли. Вызвали.

— Ты, Иванов, дурак или в штрафную роту хочешь?

— Можно и в штрафную. Слыхал, они все же поближе к фронту расквартированы.

— Дурак, значит…

Включили, наконец, в маршевую роту. Проехался с эшелоном, все как обычно, разве что одного деятеля бойцы на полном ходу ссадили — крысятничать вздумал, умник.