Операция «Аврора»

– Так ты же уговорился с той дамой, что вы расстаетесь… – начал было Гольдовский, но Шурка перебила его.

– Ты ничего не понял, котик! Ну, совсем ничего! Ты, дусенька, в женщинах понимаешь только то, что под сорочкой, а про душу не думаешь. Ну да, уговорились, а как увидела, что он с другой, тут все и вспыхнуло! Олежечка!!! Неужели непонятно?!

Давыдов прямо любовался: Еврион наскакивала на любовника, то смеялась, то собиралась разрыдаться, кричала, что он ее не понимает и никогда не понимал, соглашалась помириться только при условии дорогого подарка – на сей раз не пасхального яйца, а серебряного позолоченного сервиза-«дежене». Видать, снова кто-то из подружек похвастался…

– Ох, помолчи, ради бога! – взмолился наконец Олег. – Тут же серьезный разговор! Слушай, Давыдов, у меня от ваших амуров уже голова кругом идет…

– Александра Трофимовна все очень правильно объяснила. Та дама выждала, чтобы я наверняка был у Балавинского, телефонировала, оклеветала меня и, понимая, что за это я и прибить могу, сбежала. Она же не знала, чем все кончится. Я мог вырваться и уйти, а мог остаться там в виде хладного трупа. Думаю, это бы ее очень устроило!

– То, что ты говоришь, звучит вполне правдоподобно…

– Потому что это чистая правда! Ну, подумай сам: если бы я взял с собой оружие, неужели стал бы отмахиваться от Балавинского грязным веником?.. И ты понимаешь: остаться там, чтобы оправдаться, я не мог – мне бы и слова сказать не дали.

– Хорошо… Шурочка, дусенька, вели приготовить нам кофе.

Когда поостывшая кокотка вышла, Гольдовский сказал спокойно и серьезно:

– Ты должен доказать, что предан нашему делу. И слов тут, извини, мало.

– Я думал об этом, – с жаром кивнул Денис. – Если помнишь, в Старо-Екатерининской больнице во время того обыска взяли Шапиро. Господин Кошко сказал, что этот – не по его ведомству. У ОСВАГ же на Шапиро ничего нет – ну, идейный анархист, великое ли дело, если это на уровне идей? Есть же идейные вегетарианцы и даже идейные немецкие нудисты. ОСВАГ такими людьми не занимается, наши клиенты – иностранные подданные.

– Действительно…

– Ты должен поехать к Балавинскому и Головину, передать им мое предложение. Заодно принеси извинения за веник.

– Насчет Шапиро – это, надеюсь, не шутка?

– Нет, не шутка. Просто заберу его под расписку у Кошко – тот только рад будет. Ему полицейский изолятор для другой публики нужен.

На том и расстались.

Шурка, когда Давыдов целовал ей ручку, прижалась к нему – без серьезных намерений, балуясь, но, если бы Денис намекнул, Гольдовский в тот же час получил бы отставку.

* * *

Потом Давыдов два дня ждал, что решат масоны. Другого пути, чтобы вызволить Шапиро, у них не было. А однорукий анархист зачем-то был им очень нужен – не напрасно же Маргулис прятал его в больнице.

Ожидание способствовало хандре. Он даже собирался пройти курс излечения в «Рудневке» – самый мужской способ ставить крест на прошлом. Однако природная брезгливость победила.

Наконец Гольдовский телефонировал и сказал: все улажено, Давыдова с Шапиро ждут на другой квартире, где и когда – знать пока не обязательно.

При разговоре присутствовал Нарсежак.

– Ну, начинается, – сказал он Давыдову. – Готовьтесь к неприятностям.

– Мы все предусмотрели.

– Вы мне что-то не нравитесь, Денис Николаевич.

– Я сам себе не нравлюсь.

– Попросту говоря, прете на рожон. Боюсь, что вы вбили себе в голову искупить провинность смертью. А она, старая шлюха, очень хорошо издали такие мысли чует!

– Я там, у Евриона, был сам себе противен, – наконец признался Денис.

– Есть занозы, которые так просто не выдергиваются. Они только со временем рассосаться могут. Терпите, – таков был совет мудрого Сенсея. – И съездили бы вы, пока есть возможность, к Никишиным.

– Это еще зачем?

– На случай, если за вами следят. Вы себе невесту придумали, вот и отдувайтесь.

Давыдов подумал и согласился.

Нарсежак, соблюдая все меры предосторожности, приходил к нему ночью, дворами и переодетый. Он один осуществлял связь Давыдова с подчиненными. Даже телефонные переговоры пришлось свести к минимуму. Если СОВА и ОСВАГ, а также господин Кошко, находили возможность платить телефонным барышням за ценные сведения, то и масоны, поди, не глупее…

Именно Нарсежак собрал Денису то, что он называл «дамским несессером»: зашил в карман брюк несколько полосок папиросной бумаги и кусочки карандашного грифеля, дамскую шпильку, которая могла служить отмычкой, а также тонкую вышивальную иголочку с черной и белой нитками.

Утром Давыдов проснулся поздно, привел себя в порядок и поехал обедать в «Эрмитаж» – там Гераська мог ему тайно передать важную записку. Но никаких записок не было. Денис покатался по Москве и к вечеру действительно, разжившись совершенно жениховским букетом, отправился к Никишиным.