Лицо Терещенко закаменело. Какой черт дернул его тащить в банк этого оборванца, отдавать ему свою одежду, водить по зданию да еще пытаться устроить На работу? Конечно, никакой он не человек Тахира, просто психопат с перевернутыми мозгами, но это неважно... Тимохину нужно отрабатывать свой хлеб и демонстрировать умение разоблачать врагов в своих рядах. Тем более что он всю жизнь этим и занимался. Сейчас он может поднять такой шум, что и сам Пал Палыч окажется на улице.
– Что-нибудь случилось? – тревожно спросил Лапин, заметив перемену в собеседнике.
Терещенко кивнул.
– Ты не прошел испытания. Прошу тебя уйти и никогда не возвращаться.
У меня из-за тебя могут быть крупные неприятности. И никогда не звони мне.
– Но почему?!
Пал Палыч с трудом держал себя в руках. Ему хотелось заорать, затопать ногами на этого идиота, обложить его тяжелым трехэтажным матом. Однако это не могло улучшить его положения.
– Наверное, потому, что у тебя дефектные мозги. До свидания.
Из дверей банка Лапин вышел как во сне. У него опять не было перспектив, не было влиятельных покровителей, не было денег. Нет, деньги есть, три миллиона с небольшим. Но они скоро закончатся. И что тогда?
Замаячившая было светлая жизнь растаяла, как мираж. Болела голова, звенело в ушах. Хотелось лечь, закрыть глаза и провалиться в долгий-предолгий сон. Лапин побрел домой.
Какой бы крупной и мощной ни была криминальная группировка, расстрел шести наиболее активных Членов, включая вожака и его главного помощника, – это такой удар, от которого оправиться очень нелегко, если вообще возможно. Во-первых, теряется часть прямой грубой, физической и огневой силы, во-вторых – подрывается моральный дух уцелевших, в-третьих, замкнутые на убитых деловые операции обрываются и все тонкости уходят вместе с ними, что позволяет конкурентам «наехать» на ослабевшую организацию, предъявив финансовые или территориальные претензии, в-четвертых, с утратой вожака резко падает дисциплина и возрастают центробежные тенденции: монолит раскалывается на отдельные куски и группировка перестает существовать.
Спасти положение может человек, пользующийся в организации авторитетом, обладающий силой, волей и жестокостью, способной привести братву к повиновению. Таким человеком у речпортовцев был Паша Битов по прозвищу Биток. Сто восемьдесят сантиметров, сто десять килограммов, короткая стрижка и сломанные уши, выдающие борцовское прошлое, вытатуированный на пальце перстень ромбовидной формы с числом 146 в центре и четырьмя расходящимися лучами – память о четырехлетней Отсидке за разбой.
Баржа видел в Битке конкурента и опасался его, а потому всячески задвигал, они часто ссорились, и смерть вожака объективно была для Паши подарком. Если бы в момент убийства он не находился в другом месте на глазах многочисленных свидетелей, подозрения в первую очередь пали бы на него. Да и так... Братва – народ недоверчивый, у Баржи связи по всей России, не станешь же всем объяснять про свое алиби. Да они и словечек-то этих, ментовских, не понимают, им одно дай – месть! Пацаны тоже, они вроде и готовы под Битком работать, но и им месть нужна, чтобы успокоить: не боитесь, братаны, чуть что – всех за вас на куски порвем!
Поэтому в похоронных хлопотах Биток о мести не забывал.
– Серый с Кумом наверняка выкарабкаются, а вот у Хомута дела плохи, – докладывал только вернувшийся из больницы Питон. – Мы все лекарства недоставали, врачей забашляли, охрану у палат поставили...
– Что с кладбищем? – гулко спросил Биток.
Угол слегка шевельнулся.
– Места козырные забили, у самой Аллеи почета, гробы заказали дубовые, катафалки. У них как раз три «Кадиллака» – все забили.
Они сидели в задней комнате ресторана «Речной». Здесь было не так шикарно, как в «Якоре», служившем официальной штаб-квартирой группировки, но сейчас там все изрешечено пулями, да и кровь еще не отмыли как следует. И вообще... Братва верит в приметы...
– Почему три? – спросил Питон. – А Хомута куда?
– Так он же еще живой...
– Это он сейчас живой, – возразил Питон. – А к похоронам скорей всего будет готовый.
Они посмотрели на Битка.
– Пока живой – какой катафалк? – прогудел он. – Если что, будем думать...
На этом оперативном совещании, или планерке, складывался и притирался костяк нового руководства группировки, потому что кто проявляет активность при отправлении предшественника в последний путь, тот и занимает его место. Это правило неоднократно подтверждалось при смене генсеков в начале восьмидесятых.
– А эти обезьяны? – прорычал Биток. Он мало верил, что слегка приблатненные чужаки решились на такое дело и успешно его провернули. Тут чувствовался другой уровень и другая сноровка. Но раз молва назвала ответчиками Рубена и Сурена, было бы глупо это опровергать. Формально основания у них имелись.
– Нигде нет, – развел руками Питон. – Ребята везде ищут, четыре засады поставили, пусто. Скорей всего к себе в Ереван дернули. Там их не достанешь...