Оперативный псевдоним

Ночью ему снился обычный человеческий сон, впервые за эти годы. Просторная, хорошо обставленная квартира, голубой экран телевизора, большое арочное окно, за ним зимние сумерки, круглый, как шапито, выход метро, красная, подрагивающая разрядами буква М бросает блики на рвущуюся внутрь толпу, делающую здание похожим уже не на цирк, а на осажденную крепостную башню. Почему же привязался этот образ? Потому что в квартале справа находится настоящий цирк? Или просто даже на расстоянии ощущается атмосфера праздника, ожидание феерических чудес, свойственных цирковому действу?

На тротуарах толчея, люди куда-то спешат, в руках у всех коробки, свертки, авоськи... Прямо под окнами длинная очередь к лотку с апельсинами. Слева очередь в магазин «Океан». «СССР – страна очередей», – провернулась в мозгу идеологически невыдержанная фраза. Если бы ее услышал товарищ Павлов, он был бы очень недоволен. Потому что отдельные недостатки нельзя обобщать и выдавать за общую картину. Частности – одно, а закономерности – совсем другое.

Впрочем, сейчас ему не до идеологии, не до товарища Павлова и даже не до марксистско-ленинского учения. Мелкими глотками он потягивает виски из пузатого, шуршащего льдом бокала. Своеобразный запах мокрого ячменя, мягкая крепость, двойное послевкусие... Квадратная бутылка с черной этикеткой стоит под рукой на подоконнике, в советских магазинах такие не продаются. Приятная расслабленность, нежно скользящее по пищеводу тепло, редкая умиротворенность. Но не от виски, а от предвкушения чего-то прекрасного...

Звонок в дверь, высокая гибкая девушка в красивой серой шубе с искрящимися снежинками в густых волосах приникает к нему всем телом, передавая мороз последнего вечера года.

– Почему ты без шапки?

– Чтоб красивей было...

Холодные, в сладкой помаде губы, тонкая талия, пахнущие апельсинами пальцы. Белый овал лица, длинный узкий нос, зеленые глаза, милая ямочка на подбородке... Он знает, что девушку зовут Маша, она его тоже любит и у них все хорошо...

Характерные для сна рваные кадры, будто склеили узкопленочную ленту: сервированный на двоих стол, высокие бокалы и маленькие пузатые рюмки, Маша ставит свечу в полый ажурный шар из глины, в углубление сверху капает из маленького черного пузырька с надписью «Erotica-Mix», добавляет воды и зажигает фитиль... Звонко сходятся высокие бокалы, кружит голову пряный аромат, узкая кисть у самого лица.

– За нас с тобой! Этот год должен стать для нас счастливым!

На голубом экране появляются цифры: 1991...

Кафель, затемненное зеркало, свежее махровое полотенце, белая ванна, заполненная высокой пеной, из пены выглядывает только Машино лицо, потом она поднимает ногу с оттянутыми пальчиками, выше, выше, пена мешает рассмотреть самое главное, и снова тот же томительный волнующий аромат – вот стоит на раковине черный флакончик и Маша капнула в воду несколько дегтярных капель, теперь все ее тело, каждая складочка кожи будет пахнуть возбуждающей свежестью, он делает шаг вперед, но невидимая преграда появляется между ним и Машей, и на ней проступают роковые цифры: единица, девятка, снова девятка, опять единица... И есть в этой зеркальной отраженности какой-то скрытый кабалистический смысл...

Москва, 10 февраля 1997 года, утро, минус пятнадцать.

Никто и никогда не анализировал зависимость продолжительности жизни от занимаемого в ней места. Иначе получилась бы удивительная картина: ответственные работники, не щадившие себя на важных партийно-государственных постах и самоотверженно сжигавшие сердца и нервы на благо родного государства, благополучно доживают до преклонных лет, в то время, как работяг, спокойненько отбывавших урочные часы под благожелательным надзором профсоюза и уверенно ожидающих давно обещанную квартиру, начинают относить на погост уже с пятидесяти, а к семидесяти, как правило, перетаскивают всех.

Генерал-лейтенант в отставке Иван Иванович Сергеев в свои семьдесят три выглядел вполне бодрым и деятельным. С квартирой у него никогда проблем не было, а последние сорок лет генерал проживал в строго номенклатурном доме на Тверской, фасад которого украшали мемориальные таблички в честь бывших жильцов.

Часов в восемь ему позвонили из Совета ветеранов КГБ СССР и сообщили, что умер генерал-полковник Бондаревский.

– Жалко Виктора Сергеевича, хороший был мужик, хотя и крутой, – вздохнул он. – Сколько мы с ним проработали, сколько операций провели...

Да ты его помнишь!

– А как же, – поддержала Катерина Ефановна, верная подруга уже пятьдесят лет и отставной майор КГБ. – Серьезный дядечка.