Оперативник

— И не видно ни фига, — пробормотал Круль. — Ну да ладно, не рассыплемся. Все будет нормально. Я так думаю. И продолжаю. Нервотрепка с непоняткой продолжают нарастать. Хорошо ли совершать хорошие поступки, имея целью получить награду? Или сам хороший поступок является достаточной наградой. Чувство самоуважения куда приятнее ста тысяч, говорят тебе. И в церкви, между прочим, тоже. И добавляют, что, только выполняя ряд условий и не отклоняясь ни на йоту от предписаний свыше, а также жертвуя на храм и помогая страждущим, ты сможешь обрести вечную жизнь. И только если предварительно крестишься. Иначе все твои поступки пойдут в задницу Дьяволу. И у тебя может зародиться еще одно сомнение, очень неприятное и унижающее тебя самого в собственных глазах. Ты совершаешь хорошие поступки потому, что иначе не можешь, потому, что так хочешь и считаешь это правильным, или же делаешь это все только в обмен на райские кущи? Так сказать, корыстно. Тебе самому в голову подобное не приходило?

— Некогда было, — ответил Иван. — Учеба, служба, работа…

— Простой ты парень, Ваня, завидую… А некоторым — приходит. И портит всю оставшуюся жизнь. Живет человек и пилит себя, пилит и пилит… Я подал милостыню от щедрости своей или от жадности до райских наслаждений? Я искренне жертвую на храм или делаю взнос в обретение вечной жизни? Я выполняю «не убий», «не прелюбодействуй», «не сотвори» из-за того, что согласен с этими заповедями, или из страха потерять уже накопленные средства на покупку участка на небесах? Не дергайся, Ваня, — сказал Круль, почувствовав, как Иван набирает воздух в легкие, чтобы ответить. — Не к словам моим цепляйся, попытайся представить то, о чем я говорю. Не спорь со мной… Хотя тут спорить не получится, нет аргументов против того, что я сказал, нет средств, чтобы эти сомнения отбросить раз и навсегда. Остается только вера. Верь, что живешь правильно, что райская жизнь в обмен на безгрешную жизнь — это не сделка, а достойное вознаграждение, не унижающее ни того, кто его примет, ни того, кто его предлагает…

Иван хотел возразить. Было в словах Круля что-то унизительное, а в тоне — непозволительное по отношению к вере, к ее основам. Что еще ожидать от преступившего, рассуждающего о святом? Только зависть, грязь и соблазн.

Но, вдумавшись, Иван вдруг понял, что действительно нет защиты от безжалостной этой логики, кроме той, что предложил Круль. Вера. Только вера. И Иван промолчал.

— Вот ты молчишь, — сказал Круль, хотел продолжить, но машина выехала к шоссе, остановилась, пропуская идущий по нему транспорт, и предавшийся замолчал.

Водитель включил фары, подождал, когда дорога освободится, выехал на шоссе и повернул налево, в сторону Иерусалима.

Круль покрутил головой, оглядываясь, но ничего, кроме удаляющихся красных огоньков стоп-сигналов и приближающегося света фар с обеих сторон, разобрать было невозможно.

— Будем надеяться, что вышли чисто, — сказал Круль. — Теперь — к Старому городу. Мимо парка Независимости, мимо Вашингтона…

— Я знаю, — сказал водитель.

— Ну и ладно, — Круль снова оглянулся. — Так на чем я остановился? На невозможности разумного ответа. Да. Все, казалось бы, понятно. Веришь — так верь до конца. Но и тут человеческий ум начинает пожирать самого себя. Как можно доказать себе, что ты любишь Бога искренне и бескорыстно? Как, если в самой вере, в ее основах заложена идея вознаграждения и наказания. Господь Сына Своего отдал на смерть, чтобы искупить первородный грех. Тебя в младенчестве крестят, и ты с этого самого младенчества попадаешь в систему «ты мне — я тебе» в паре с Господом Богом. Кому-то на это глубоко плевать, кто-то полагает, что так правильно. А кто-то… Кто-то решает отринуть от себя даже подозрение в корысти, намек на желание что-то урвать от своей веры. Не нужна мне выгода, говорит Отринувший. Не нужен мне рай и вечное блаженство, не для того я буду служить Ему, чтобы Он расплатился со мной самым высоким в мире гонораром, а ради собственного спокойствия, что я верую, истинно верую, совершу любое злодеяние ради того, чтобы доказать — мне не нужно рая, достаточно любви к Господу. И совершают. При вступлении в союз Отринувших — совершают преступление. Грех. Или даже весь набор смертных грехов. Кто-то припомнил процесс над тамплиерами, вашими, Ваня, предшественниками, те тоже вроде крест ногами попирали, на изображение Бога плевали, даже содомили понемногу. Кто утверждает, что ради греха как такового, а вот кто-то взял да и предположил, что ради отказа от жизни вечной чудили храмовники, для того чтобы сделать свое служение Богу чистым и свободным даже от намека на корысть.

Круль замолчал, ожидая возражений от Ивана, но тот не сказал ничего.

Да и нечего ему было сказать. Обидеться за тамплиеров? Чушь собачья. Сказать, что такое понимание служения Господу — грех, так Круль и не утверждал, что так правильно. Более того, сам он по этому пути не пошел, честно отправился в Службу Спасения и подписал Договор.