Опера вызывали?!

Я же страдала. В субботу, словно назло, на каждой перемене мне встречались влюбленные парочки в коридорах университета. Артур не отходил от Малинки, Демид на каждой перемене искал Сонечку, чтобы просто обнять и поцеловать, да и другие студенты от них недалеко ушли. Словно за окном март наступил и все повально стали влюбляться.

Глядя на влюбленных, я вдруг подумала, что и они тоже прошли через сомнения. Но рискнули и не прогадали, найдя свое счастье. Надолго ли? Никто не мог этого знать. Они приняли прошлое друг друга и согласились быть счастливыми в настоящем, не думая о будущем.

А я все еще чего-то боялась. Никогда в жизни я не отличалась робостью, так, может, и сейчас не стоит? Может, нужно вспомнить, что у меня есть характер, принять свои чувства и бороться за свое счастье, откинув никому не нужную гордость? Что она мне дает? Только сомнения и страдания!

В воскресенье я приняла окончательное решение. Безумно тоскуя по Гению, я решила все честно ему сказать. Обозначить рамки и границы, сообщить, что он только мой, а дальше будь что будет. Но лично. Мне нужно было видеть его глаза.

В понедельник, встретив Полину, которая была неприлично счастлива, я отправилась на пару к «уголовнику», который тоже сиял так, что глаза слепило, и окончательно уверилась в правильности своего решения.

Если получилось у Полины с Русланом Евгеньевичем, то и у нас получится.

Но позвонить и даже написать Громову не получилось. Днем мне было банально некогда, а после занятий я сама позвонила Громову.

— Пельмешка моя, — промурлыкал он в трубку.

— Привет, — смущаясь, прошептала я, — ты на работе?

— Как всегда. Тебя забрать с занятий?

— Нет, мне в библиотеку нужно, все преподаватели как с ума сошли, — пожаловалась я.

— Я могу чем-то помочь? — деловито осведомился мой опер.

— Ничем, мы сами. Я вечером позвоню, когда домой приеду. У меня три процента заряда в телефоне осталось, — отчиталась я.

— Когда ты освободишься? — хрипло и как-то напряженно поинтересовался у меня Громов.

— Часа через три, — прикинула я.

— Жду звонка, Цветочек.

— Я соскучилась, — призналась я, понимая, что мои щеки запылали.

Прижала ладонь и зажмурилась, слушая абсолютную тишину в трубке. Оторвала ее от уха и поняла, что мой телефон не подавал признаков жизни. Батарея разрядилась окончательно.

Вздохнула, спрятала телефон и пошла со своими однокурсниками в библиотеку — делать домашнее задание.

Сказав Гению, что освобожусь часа через три, я явно погорячилась. Учитывая, что задание мы делали коллективным разумом и информацию искали дружным фронтом, мы все равно потратили пять часов.

Домой я возвращалась злая и выжатая как лимон. С трудом передвигая ноги и безбожно зевая, вспоминала, куда убрала зарядное устройство.

Несмотря на усталость, мне очень хотелось встретиться с Женей. Поднялась на пятый этаж, постучала, поленившись найти ключи, и застопорилась, когда дверь мне открыла очень обескураженная мама.

— Что случилось? — испугалась я, заглядывая в прихожую.

— Ты почему телефон отключила? — строго спросила родительница.

— Разрядился, — развела я руками.

— Входи, — велела мама.

Я сделала шаг, заперла дверь и осмотрелась. На коврике стояли очень знакомые кроссовки. И они точно не принадлежали папе.

Покосилась на вешалку и поняла, что мои подозрения оправдались, когда обнаружила куртку оперуполномоченного.

Мне как-то резко поплохело, я закусила губу и вопросительно посмотрела на маму.

— Я звонила, — напомнила она.

— Ага, — обалдело кивнула я.

Скинула обувь и быстрым шагом прошла в кухню, ожидая там увидеть как минимум бездыханное тело Громова, из которого папа уже делал чучело как боевой трофей.

Встала на пороге, не успев поймать упавшую на пол челюсть. За обеденным столом сидели папа и Громов. Пьяные в зюзю!

В вазе на подоконнике стоял огромный букет, стол ломился от закусок, а эта пьяная парочка твикс… Даже не обратила на меня внимания!

— Женя! — позвала я.

Громов медленно обернулся, с трудом сфокусировался на мне, а я заговорщицким шепотом спросила у стоящей рядом мамы:

— Что здесь происходит?

— Лилечка… — умилился Гений, когда наконец его взгляд остановился чуть левее меня.

Подозреваю, что отец упоил его так, что у опера двоилось в глазах.

— Пап, — позвала я.

Отец сидел за столом, удобно опираясь щекой на кулак и мечтательно смотрел куда-то вглубь себя. Сколько же они выпили?

— Лилечка, я пришел… — с трудом выговорил Женя.

Его язык заплетался, а сам опер с трудом удерживался в вертикальном положении.

— Я вижу, что пришел, — согласилась я.

Неожиданно Гений поднялся, бухнулся на колени и пошатнулся.

— Прости, пельмешка, я такой пьяный, — шатаясь, как мачта корабля в шторм, повинился опер.

— С кем не бывает, — нервно хмыкнула я.

— Но я… В общем, люблю тебя. Сильно-сильно, — душевно произнес он, прикрывая глаза.

Я испугалась, что сейчас он так и уснет — стоя на коленях в центре нашей кухни, но Женя оказался крепким орешком.

— Я… — он снова покачнулся.

— Жень, тебе бы поспать, — робко предложила я.

Неожиданно отец грохнул кулаком по столу и гаркнул:

— Молчи и слушай! И не вздумай отказаться! Довела мужика до ручки!