Опера вызывали?!

Я усилил нажим, а сама малышка выгнулась мне навстречу с громким стоном и впилась коготками в кожу головы, найдя во мне опору. В глазах потемнело, пах прострелило очередной вспышкой, до боли и красных искр перед глазами.

Я с трудом оторвался от пельмешки, пошатываясь, встал на ноги, оперся ладонями о стену возле ее плеч и посмотрел в мутные от желания глазищи.

— Соскучился по тебе, пиздец, — признался я за секунду до того, как поднял ее в воздух и понес в спальню.

Уложил на кровать, обнаженную, возбужденную и такую манящую. Сел у ее ног, раздвинул бедра и ласкал взглядом.

Из окна лился солнечный свет, позволяя мне рассмотреть каждую мелочь. Длинные ножки, порочно разведенные в стороны, плоский живот, маленькую грудь с призывно торчащими горошинами сосков. Машинально отметил, что ребра стали видны под кожей. Похудела.

Сердце сжалось от злости на себя. Пусть она хочет всем казаться сильной, независимой, но я-то знаю, что она маленькая, хрупкая и ранимая девочка. Которой достался я.

Я медленно провел ладонями по ее икрам, поднимаясь выше. Кончиками пальцев провел по внутренней стороне бедра, положил ладони ей на живот, медленно двигаясь к груди. Лиля дрожала, закатывала глаза и кусала губы, покорно позволяя мне делать с ней то, что я хотел.

Она не пряталась, не закрывалась, лишь отводила взгляд и стонала. Я медленно наклонился, прихватывая губами острый сосок. То всасывал, то нежно играл с острой вершинкой.

Лиля впилась пальчиками мне в волосы и откинула голову, выгибаясь вперед. Моя девочка.

Я поднялся выше, целуя шею, проводя кончиком языка по горлу, прикусил мочку уха, пока рука продолжала мять и ласкать ее грудь.

Цветочек приподняла бедра, потираясь о ткань джинсов. И я снова потерял ориентиры. Весь мир сузился до размеров кровати, где были только она и я.

— Раздевайся! — простонала она. — Женя, прошу, сними эти чертовы джинсы! Прямо сейчас!

— Маленький генеральный, — восхитился я.

Приподнялся, выполняя приказ, отбросил вещи на пол и прохрипел:

— Что дальше, Цветочек?

Она сглотнула, ее зрачки расширились, а Лиля приподнялась на локтях, голодно осматривая меня. Задержалась на моем члене, перевела взгляд на лицо и тихо попросила:

— Трахни меня. Пожалуйста.

Занавес!

Секунда, и я был в ней. Лиля стонала, прижавшись грудью к моей груди, ее пальчики царапали мои плечи, сильнее разжигая огонь.

А у меня планку сорвало. Не хватило надолго моей нежности. За три секунды секс превратился из нежного и расслабленного в животный. Я жестко вбивался в ее тело, слушая надсадные стоны, которые становились все громче.

Приподнялся, подхватил ее под колени, раскрывая для себя. Сам сгорал. Словно кожу заживо сняли, оставляя оголенным каждый нерв. И она своими стонами играла как на музыкальном инструменте, каждый задевала.

— Не останавливайся, — втягивая в себя воздух, попросила Лиля.

Я ускорил темп, не в силах отвести взгляд от ее лица. Такая красивая, когда кончает. Нереальная, неземная.

Я дождался первого облегченного вздоха и начал заново. Перевернул ее на живот, лег сам, притягивая Лилю к себе и укладывая на бок. Закинул ее ножку себе на бедро, положил ладонь на клитор и снова сошел с ума.

— Женя-а-а-а, — простонала она, — я…

— Тихо, маленькая, тихо, — зашептал я, снова почувствовав, как сокращались ее мышцы.

Отзывчивая, чувственная.

— Моя, — прорычал я, пробуя это слово кончиком языка.

Мне нравилось.

Мы сошли с ума вдвоем. Я не знал, сколько прошло времени. Не мог насытиться вкусом ее кожи. Хотелось впитать в себя ее стоны, навсегда пропитаться ее запахом и поставить на ней знак «МОЯ!» Вот прямо так, большими буквами.

Мы оба тяжело дышали. Тела покрылись испариной, сил двигаться почти не осталось. Лишь ноющая боль в мышцах напоминала о том, что я не умер и не очутился в раю.

Лилечка сонно зевнула, устроила головку у меня на плече, поерзала, устраиваясь удобнее, и сладко уснула.

Я лениво перебирал ее локоны, глядя в потолок. После такого секса очень хотелось покурить, и у меня даже где-то валялась пачка сигарет.

Я медленно поднялся, очень аккуратно переложил ее головку на подушку, накрыл тонкой простыней и завис.

Она спала как ангел. Светлые волосы вились и разметались по подушке, реснички чуть подрагивали, а пухлые, искусанные губы были приоткрыты. Лиля вздохнула, свернулась калачиком, прижимая простыню к груди, и снова крепко уснула.

Я закрыл дверь, чтобы не разбудить, остановился в центре гостиной и замотал головой, чувствуя, как губы разъезжаются в глупой улыбке.

— Мяу! — робко подал голос Паня, выглядывая из кухни.

— Признавайся, подглядывал? — усмехнулся я.

— М-р-р-р.

— Завидуй молча, — посоветовал я.

Быстро принял душ, обернул полотенце вокруг бедер, нашел сигареты, вышел на балкон, прикурил и с удовольствием затянулся.

Это был не конец. Наша проблема все еще торчала надоедливой и болючей занозой. Ее недоверие больно ранило, но я понимал ее чувства. Понимал и принимал. Знал, что сам виноват.

Ее штормило от собственных переживаний. Я видел, что Лиля хочет мне доверять. Видел в ее глазах огонь, в жестах и взглядах те же чувства, в которых сгорал я сам.