ОПЕР, или В городе нашенском

Возмущение, почти ярость готовы выплеснуться из меня оскорблениями. Но глаза останавливаются на белоснежной коже лица, шеи. Мгновенно вспоминаю её фигурку, затянутую в милицейский мундирчик, она совсем не изменилась. Такая же точёная, с ярко выраженными формами. Моё молчание красноречивее всех слов. Женщина смеётся уверенным смехом победителя. Можно, конечно, встать в позу, ещё не поздно. Пока голова соображает. Ударить больно, открыто пренебречь ей, как женщиной. Интеллигентно и правдиво сообщить ей, что я очень люблю свою красавицу жену и никогда не смогу ей изменить, так как нам очень хорошо вдвоём. Эти сумбурные и бесполезные мысли крутятся в голове, а я уже знаю, как всё будет. Знает и женщина. Она встала и уходит. А я плетусь следом. И нет никаких сил остановиться. Пытаюсь завернуть всё на деловые рельсы, чтобы избежать того, чего мне сейчас уже так хочется.

– Ты сможешь собрать деньги прямо сейчас?

– Почему такая срочность?

– Парню надо деньги перевести в Японию за купленные машины, и на нашу тачку у него покупашка есть. Вдруг хорошо переплатит. Машина-то отлётная, так что катим на рынок, забираем авто, чтобы у того уже вариантов не было.

– Только десятку.

Стоит, как кремень. Ничего не поделаешь, придётся раскошелиться.

– Короче, ты занимаешься оформлением, а я поиском денег. Пробью своих, сумма-то небольшая. Кто-нибудь да выручит.

Про бонус я постарался забыть, по крайней мере, об этом не заикался.

Мы снова вернулись не рынок, где проторчали почти до одиннадцати вечера. Завёз женщину за деньгами, потом сам съездил за оставшейся частью. Я потратил на будущую информацию ровно шесть штук зеленью и пока совсем не уверен в пользе всего этого. Логика подсказывает: «Какие могут быть против тебя разработки, кому ты нужен? Всё давно в прошлом и главное, нет никаких перспектив на тебе нажиться». Хотя Зоя-то наживается и очень даже существенно. Как бы оно ни было, а подстраховаться не мешает, ведь я совсем не планирую уезжать из родного города.

Пока оформили куплю-продажу, пока прошли полную диагностику, пока накатили по стопке коньяка с продавцами, чтобы красавец джип верно служил своей хозяйке – время перевалило за полночь. И когда, наконец, поставили машину на стоянку, то выяснилось, что надо проводить женщину домой, так как на улице темно и пусто. В общем, моментов, чтобы отвалить, было много, и Зоя, кстати, больше не заикалась о бонусе. Моменты моментами, а себя не переделаешь. Вот и оказался я в чужом подъезде, у чужой двери, которая всё никак не хотела открываться. Я колдую ключом, хозяйка мне помогает, и она так близко от меня, что не соприкоснуться просто невозможно Понятно, что я чувствую, когда женщина так близко. Когда двери распахнулись, и воздух квартиры дохнул теплом, жаром ударило и желание. Её руки бесцеремонно и торопливо заскользили по моему телу, расстёгивая, освобождая, не давая ни секунды на размышление. И уже мои пальцы проделывали то же самое, через какую-то минуту, мы, совершенно раздетые, оказались на широком диване, который бесшумно принял нас. Долго я не отпускал женщину, снова и снова загораясь от её стонов и таких сладких поцелуев. Казалось, что нет ничего слаще, нет ничего прекраснее на свете. И так хотелось, чтобы это продолжалось, если и не вечность, то хотя бы как можно дольше. А вот после наступило такое отрезвление, что стало на мгновение жутко. Сразу подумал, до чего это я докатился, и во что теперь это всё выльется. Отказываюсь от рюмки коньяка, уверенный, что эта рюмка не будет последней. Я прекрасно знаю, что за этим последует и тогда мне не оторваться от сладкого тела. А утром будет катастрофа, которую сейчас ещё можно избежать. Оказавшись на улице, вздохнув свежего воздуха, понял, что не смогу вот так, прямо сейчас пойти домой. Увидеть жену, лечь с ней в одну постель. Мне не хватало горячего душа, чтобы смыть всю память этого вечера. А с души разве смоешь?

На частнике доехал до центра, нашёл бар, в котором пьяно и разгульно лилось веселье, и где коньяк привел меня в более-менее нормальное состояние. По крайней мере, хватило решимости набрать домашний номер и сказать Вике дежурные слова, чтобы она не беспокоилась, скоро буду. Полчасика понаблюдал за веселящимся народом, замахнул ещё соточку на посошок и поехал домой. Лучше появиться пьяным, чтобы не смотреть в глаза любимой и оставить всё самое неприятное на потом, на утро, а то и на вечер. Удивительно, но Вика ничего не сказала. Она молча открыла дверь и молча ушла в спальню. Горячий душ забрал последние силы. Я уснул на диване, так и не решившись занять своё законное место на супружеской кровати.

Женщина может обо всем догадаться, если она любит, если она твой самый родной человек. Душа ей, наверное, подскажет. Вика молчала целую неделю, отвечая на мои вопросы односложно, и я не решался приблизиться к ней, обнять, уткнуться губами в её такую тёплую и родную шею. Она, кажется, поняла: я сорвался, кинул тень на наше семейное счастье.