Я ожидаю увидеть Яна в больничной койке, перебинтованного, с десятком трубок и пищащими аппаратами вокруг. Но здесь тихо. Пугающе тихо. И Ян не в кровати. Он сидит на белых простынях ко мне спиной. Медленно оборачивается, когда за мной со звенящим в ушах стуком закрывается дверь.
На нем белая рубашка. На белой рубашке алое пятно. Кровь.
Мне дурно.
Я такая же белая как эта рубашка или простыни.
– Эрика? – Ян испуган, скорее всего, тем, что я цепляюсь за стену и чуть не падаю в обморок. Лишь усилием воли мне удается сохранить разум и не провалиться в бездну.
Он подходит ко мне. Я вижу, как двигаются тени вокруг, а вскоре оказываюсь на койке. Все должно было быть иначе.
– Нужно было подождать меня дома.
Сглатываю тошнотворную слюну и впервые соглашаюсь с ним. Лучше бы я ждала там.
– Я так испугалась, – хриплю, хватаясь теперь за его ладони. Он сжимает мои пальцы и присаживается рядом. – Как ты? Кровь… Это же кровь?
Ян кивает.
– Оказывается, губу разбил.
Меня вновь мутит.
– И всё? – шепчу, все еще не веря, что он жив и практически здоров. Моя ненормальная фантазия то и дело подбрасывает душещипательные картинки.
– Ударился головой и, скорее всего, будет синяк.
Я киваю, хотя с трудом понимаю, что он говорит.
– Ты в порядке?
– А ты? – Голос взволнован. – Эрика, ты все побелела.
– От страха, – шепчу, сжимая его ладони. – Я так испугалась…
Ян наклоняется и касается лбом моего лба. Так близко, что аж дух захватывает. На глазах собираются кристаллики слез. Я плачу по нему, плачу по тому, что могла потерять его лишь потому, что не хотела ждать. Я виновата.
– Прости, – всхлип вырывается из груди, и я обнимаю Яна, рыдая в его плечо.
Он успокаивает, что-то шепчет, но слов не разобрать. Лишь его тепло, его запах и понимание того, что Ян жив. Он со мной. В моих руках. Я не могу его отпустить. Не могу потерять.
Я ненавижу себя.
– Прости меня… Прости… Я однажды подумала, чтобы лучше ты разбился в том вертолете, а не мама и папа… Но я не хочу, чтобы ты умирал. Не хочу… Я так боюсь остаться совсем одна.
Слова вырываются из меня вместе с горем. Я взрываюсь от боли и отчаяния, но неожиданно нахожу себя целостной, когда Ян, обняв, касается моих губ.
– Я знаю. Я обещаю, что все будет в порядке.
И я верю. Просто верю ему, позволяя говорить. Мы проводим в палате так долго, как только можем. Ян говорит так много, что мне кажется – я за все предыдущие года столько не слышала от него слов, даже в детстве. А он рассказывает. Его тоже как плотину прорвало. Про маму, про отца. Про меня.
Я слушаю внимательно. Чувствую, как мурашки ползут по коже, а после огнем сердце опаляет. Я жмусь к Яну, порой ловлю себя на мысли, что хочу спрятаться, но потом вновь оказываюсь рядом с ним.
– Знаю, тебе не нравится.
– Меня тогда даже в планах не было, – скупо шучу, хотя Ян шутку понимает и улыбается.
Интересно, как звучит его смех?
Несмотря на то что мне открывается новая правда о прошлом, я все еще хочу слышать его голос, узнать его смех, чувствовать тепло крепких и родных рук. Родной. Для меня Ян теперь самый родной человек.
– Это была первая любовь, – выдыхает он, откинувшись назад. – Глупая, ослепляющая и безапелляционная любовь.
Я прижимаюсь к мужскому плечу и дышу с Яном в унисон.
– А моя… Моя любовь такая же?
Ян замирает. Обращается в камень – вот так я чувствую напряжение его мышц.
– Нет, Эрика, она не такая.
Что-то острое пронзает сердце. Надеюсь, это стрела Амура, а не страшная болезнь, которая убьет меня в больничной палате.
– Тогда какая? – шепчу, жмурюсь и словно жду удара.
– Ответная.
Эпилог
– Точно не поедешь с нами? – Лена останавливается напротив меня и ожидает, что же я отвечу.
Замечаю, как она то и дело поглядывает на группку студентов, суетливо перемещающихся к выходу из корпуса.
– Точно нет. Не ждите.
Лена надувает обиженно губы. Знаю, что это по-настоящему, и она хотела бы, чтобы я поехала с ними отмечать закрытие сессии, но в мои планы не входят посиделки в баре.
– За тобой опять приедут?
Я вздрагиваю, потому что слышу в голосе подруги подозрительные нотки.
– Как обычно, – пожимаю плечами, хотя мне скрывать почти нечего. Да за мной приезжает личный водитель, хотя я намерена получить права и водить самостоятельно. Но кое-кто рьяно против моей «самостоятельности».
– Нет, я не об этом, – шепчет Лена, приближаясь ко мне. Расстояние между нами сокращается до той точки, на которой мы можем слышать друг друга, а для посторонних все, что будет сказано, останется втайне. – Я о том мужчине.
В горле появляется комок. Лишь раз! Лишь один раз Лена видела, как меня забирала другая машина, принадлежащая Яну, и теперь ее теории заговора обретают новые детали. То есть она старательно пытается выяснить, с кем же я встречаюсь. А то что у меня точно кто-то есть – для нее уже не тайна.
Мне нравится слушать предположения подруги, но на все ее вопросы я стойко храню молчание. Потому что мой маленький мир должен принадлежать лишь мне, и на то, конечно же, всегда есть с десяток веских причин.