Опекун

– Скорую! Вызови скорую! – ору как ошалелый. – И тащи аптечку. Нашатырь!

Несмотря на панику, голова начинает работать. Обморок. Скорее всего, у девчонки самый обычный обморок, который чуть не отправил меня в нокаут. Но злиться буду потом. Сейчас нужно привести ее в чувства.

Переворачиваю Эрику, ошарашенно понимая, какая же она легкая. Осматриваю ее, прощупываю пульс, отвожу волосы в поисках ран. Голову поворачиваю так, чтобы в случае рвоты, она не захлебнулась, хотя сомневаюсь, что в ее желудке хоть что-то есть. Меня волнует кое-что другое: Эрика упала так, что могла удариться головой и вместе с обмороком получить сотрясение. Второй вариант развития событий мне не нравится.

Вскоре вбегает Татьяна и протягивает мне баночку. Слава богам, у нас хоть что-то есть. Несколько капель на салфетку, подношу к ее носу. Запах бьет и по моим рецепторам. Эрика дергается. Едва-едва, но мне достаточно, чтобы выдохнуть.

Я придерживаю ее голову, пока Эрика пытается пошевелиться.

Она открывает глаза. Смотрит так, будто только что проснулась. Ничего не понимает, пытается покрутить головой, но я не позволяю. Хочу лишь привести ее в чувства, чтобы не усугубить ситуацию.

– Эрика, ты меня слышишь?

Она еле заметно кивает.

– Вот и хорошо, – срывается хрипом. – Ты упала в обморок.

Ее глаза удивленно округляются. Значит, понимает, что с ней происходит.

– Мы вызвали скорую.

Я слышу, как Татьяна заканчивает разговор, объясняя, что произошло и куда нужно приехать. Будут здесь не так скоро, как хотелось бы, но я подожду. Мы подождем.

Эрика тем временем что-то пытается прохрипеть и оттолкнуть мою руку. Я замираю. Ее холодная ладошка кажется мне ледяной. Но собственную руку не опускаю – удерживаю Эрику от опрометчивого поступка.

– Оставайся тут. И не пытайся уснуть.

Она не сопротивляется. Выдыхает. Вздрагивает.

– Мне плохо…

– Знаю, – шепчу, приближаясь к ней.

Наши тела соприкасаются. Эрика пытается отползти, но я удерживаю девчонку практически на своих коленях. Она едва всхлипывает и часто дышит. Онемевшее минутой ранее тело начинает жить, а вместе с этим приходит страх. Ее трясет.

– Воды, – обращаюсь к Татьяне, и та немедленно подносит мне стакан.

Предлагаю Эрике сделать глоток. Только глоток, чтобы промочить горло. Эрика едва касается губами. Капелька остается на сухих потрескавшихся губах.

Черт подери! Я лишь сейчас понимаю, как она вымоталась за эти дни. И ведь я причастен к этому! Изводил ее, запугивал, вселял страх перед собой и вот итог. Она оказалась на грани из-за моего желания проучить девчонку.

Но так ли виновата Эрика в том, что происходит?

Или в том, что произошло исключительно моя вина…

«– Не нужно, – Мия оттолкнула мою руку и отвернулась.

Я спрятал сжатую ладонь за спиной, сдерживаясь от желания выругаться.

– Мама просила тебе принести молоко с медом. Я принес. Выпей.

– Заделался добрым младшим братиком? – хрипя от кашля, поинтересовалась Мия. Ко мне так и не повернулась.

– Приходится.

– Обойдусь уж как-нибудь.

– Просто выпей или скажи ей, чтобы она перестала меня гонять и выполнять все твои больные требования.

– О, смотрите-ка, у кое-кого зубки прорезались.

– Мия!

– Да ну тебя. Отвали. У меня голова сейчас взорвется, еще легкие будто наружу просятся. Я больше не могу кашлять.

– Лечись, дура!

– Дура? – запыхтев, вылезла из-под одеяла и глянула на меня покрасневшими глазами, прищурившись. – Да как ты…

– Да, ты дура, Мия. Заболеть летом за неделю до отлета. Из-за тебя мы теперь, возможно, никуда не полетим.

Мия насупившись, вновь нырнула под одеяло.

– Да без тебя знаю. Оставь молоко и проваливай. Попрошу, чтобы с тебя сняли обязанности пажа. Можешь выдохнуть.

Наши перепалки порой выходили из-под контроля. Я всеми силами старался сдерживаться, но когда в Мие просыпалась ворчливая стерва, мне было туго. Туго оттого, что я знал сестру иначе. Она всегда была заботливой и миленькой, но не со мной. И мне приходилось играть по ее правилам, лишь бы не раскалять обстановку дома. Особенно сейчас, когда она свалилась с простудой, а у родителей намечался отпуск у моря. Мы должны были лететь всей семьей, но простуда этой дуры ставило под сомнение весь отдых.

– Ты еще здесь?

– Да. Выпей молоко и я уйду. Оно остывает.

Мия повернулась, мазнула недовольным взглядом по бокалу. Наморщила небольшой аккуратный нос.

– И что ей в голову взбрело? В каком это веке молоком лечили кашель? Лучше бы таблетки мне принесли.

– Все претензии к маме.

Мия промолчала, но из-под одеяла выползла. Я на миг замер: на ней была тонкая майка, которая практически ничего не скрывала. На свою пусть и не родную сестру нельзя так смотреть, но я смотрел, пока Мия была занята тем, что пыталась дотянуться до тумбочки, где стоял стакан.

– Эй, помоги!

Я вздрогнул и опустил глаза. Кажется, мои уши начали пылать.

– Дай стакан, – прохрипела Мия, указывая на тумбу.

– Сама возьмешь, – выпалил, продолжая ощущать как стыд, захлестнувший меня, перетекал ниже и ниже, превращаясь в то, что я бы не хотел чувствовать. Желание, острое как игла, пронзило живот, собралось в паху ноющей тяжестью.