Опекун

Бесполезная, но полная на искалеченные нервы неделя.

В субботу утром я натягиваю джинсы и с ужасом осознаю, что они мне стали велики. Провожу ладонью по груди, ощущая ряды ребер, опускаюсь ниже – на плоский живот и завожу под кромку штанов. Ладонь свободно проходит. Всего-то неделя, а я так исхудала! Все потому что почти не ем. Заставляю себя, проталкиваю несколько кусочков на завтрак, обед, а от ужина все чаще отказываюсь. Но допросы при этом не заканчиваются.

День сурка повторится и сегодня.

Немного прогулявшись по дому, я стараюсь никому не попадаться на глаза, и большую часть времени провожу в комнате. Много читаю с телефона, интернет не включаю и больше никуда не заглядываю. Хватит мне новостей.

Лекси молчит, что не может не радовать. Наша «дружба» закончилась, и я не горюю. Иногда мне, конечно же, хочется почитать новостей, заглянуть в тот чат, но вовремя себя одергиваю, прячу телефон и долго наворачиваю круги по комнате, пока не успокаиваюсь, потом просто читаю различные книги, благо есть что почитать, даже школьные учебники остались. Благодаря книгам мой мозг не ржавеет, хотя тело превращается в сухую тростинку.

Ближе к вечеру я все-таки отправляюсь на ужин. Я должна поесть хотя бы ради того, чтобы не свалиться в обморок.

Катая по тарелке кусочек морковки, вздрагиваю, услышав, как открывается дверь в столовую. Голову поднимаю лишь тогда, когда понимаю, что пришла не Питбуль с ее привычным «вас ждут через пять минут», а сам опекун. Он входит в столовую, занимает место напротив меня и следом влетает помощница, которая начинает суетливо накрывать для него.

Сердце падает в пятки и там ухает. Я вновь опускаю голову, гипнотизирую морковку и чувствую, как голова начинает болезненно пульсировать.

Ужин длится примерно три минуты, после того как помощница уходит, и я, отодвинув тарелку, осторожно поднимаюсь из-за стола, так и не съев ни кусочка.

– Уже уходишь? – Его голос похож на гром среди ясного неба.

Кивнув, сворачиваю салфетку и аккуратно складываю ту на край стола.

– Приятного аппетита.

– Я не отпускал.

В горле появляется комок.

– Я подожду вас у кабинета, – хриплю, задвигая стул. Получается не очень хорошо – ножки скребут по полу.

– Эрика.

– Я подожду…

Говорить нет сил, но опекун замолкает, и я расцениваю его молчание как знак согласия. Переставляя ноги, добираюсь до двери, хватаюсь за ручку.

Как же мне плохо.

Голова кружится, в носу свербит. И еще как-то темно вокруг. Все кружится.

Мне так плохо, что хочется взвыть, но не могу.

Открываю рот, пытаясь вдохнуть. Воздуха так мало, легкие сжимаются, грудная клетка болит.

Сердце выныривает из пяток и ударяет пульсом в голову.

Темно. Очень темно и страшно.

Я в новой попытке открываю рот и безмолвно кричу.

Бесполезно.

Рука соскальзывает с металлической ручки и плетью повисает вдоль тела. А тело… Тело становится ватным, безжизненным. Я вновь кричу, но в ответ слышу лишь тишину.

Зову по имени.

Кажется, я зову его по имени…

Чернота заволакивает глаза.

Я падаю в пропасть, понимая, что ничего не могу сделать. Любая попытка встречает лишь безысходность того, что произойдет.

Удар оглушает.

Чернота становится абсолютом в моей голове.

Мыслей больше нет…

Глава 11

За неделю я начал привыкать к нашему ритуалу – «вопрос-ответ» и встреча на следующий день, но сегодня вопреки собственным желаниям все-таки пришел на ужин точно тогда, когда в столовой оказалась Эрика. У меня закрались подозрения, что с девчонкой не всё так просто, и развеять эти подозрения у меня получилось практически сразу.

Она не просидела и пяти минут, к еде не притронулась, на меня не смотрела. Превратилась в маленькую запуганную девочку, которая шарахалась от собственной тени. Пожалуй, мне нужно прекращать давить на нее. Об этом я и думаю, когда Эрика поднимается, складывает салфетку и тоненьким сиплым голоском сообщает, что будет ждать меня около кабинета. Как выдрессированная собачонка.

Хочу отказаться от ритуала, отправить ее в комнату, и отдохнуть от пугающих мыслей, но сдерживаюсь. Если позволю эмоциям взять над собой верх, я потеряю контроль над подопечной.

Эрика, не дожидаясь ответа, осторожно уходит. Крадется на цыпочках, не смотрит по сторонам. Дверь находится за моей спиной, поэтому я теряю Эрику из виду, и вздрагиваю, когда слышу грохот.

Первая мысль – девчонка психанула и хлопнула дверью.

Вторая мысль, которая сменяет первую через долгие секунды, – Эрика в беде.

Я оборачиваюсь, вижу ее обездвиженное тело, холодею. Она упала.

Притворяется?

Я хочу думать, что Эрика притворяется и пытается избежать неудобных вопросов, но девчонка не шевелится. Почти не дышит.

Воздух заканчивается в собственных легких.

Я вскакиваю, стул заваливается и с грохотом падает на пол. Я бегу к Эрике, не чувствую рук и ног. Мир, который секундой ранее был осязаем, растворяется и превращается в вакуум, в котором я кричу и трясу Эрику. Она не шевелится, не слышит меня, никак не реагирует.

Вторая дверь, ведущая из кухни, открывается и на пороге застывает помощница. На грохот, а может, на мои крики прибегает Татьяна.