Опечатанный вагон. Рассказы и стихи о Катастрофе

Когда я понял, что меня ждет, я снова попытался закричать. И снова у меня ничего не вышло. Как только я начинал вырываться, тяжелые руки крестьян стискивали меня еще крепче, затыкали мне рот и нос, мешая дышать. Вонь из ямы делалась все нестерпимее. Мы подошли уже совсем близко. Я снова попытался высвободиться, но крестьяне цепко держали меня, продолжая обсуждать случившееся. Они не сомневались, что я упырь и что прерванная месса непременно навлечет на деревню беду.

У края ямы мы остановились. Коричневая сморщенная пленка на ее поверхности издавала зловоние и напоминала тошнотворную пенку в миске гречневого супа. В этой пленке копошились миллионы белых, величиной с ноготь, червячков. Над ними, монотонно гудя, роились мухи. Их красивые фиолетовые и голубые тельца сверкали на солнце. Они сцеплялись в воздухе, на миг падали в яму и снова взмывали вверх.

Меня стало мутить. Крестьяне раскачивали меня за ноги и за руки. Бледные облака на фоне голубого неба плыли надо мной. Меня зашвырнули в самую середину ямы, и коричневая жижа сомкнулась над моей головой.

Дневной свет померк, я начал задыхаться. Инстинктивно я принялся колотить руками и ногами и завертелся в густой массе. Коснувшись дна ямы, я изо всех сил оттолкнулся от него ногой. Вязкая волна подняла меня над поверхностью. Я успел глотнуть воздуха, и снова ушел на дно, и снова вытолкнул себя на поверхность. Яма имела около трех метров в ширину. В последний раз я вынырнул возле ее края. В тот момент, когда волна по инерции снова потащила меня на дно, я ухватился за длинные жирные стебли травы, в изобилии росшей вокруг. Вырвавшись из хищной утробы, я выкарабкался на берег, с трудом продирая залепленные мерзкой жижей глаза.

Я выбрался из трясины, и судорожные спазмы сотрясли мое нутро. Меня рвало так долго и сильно, что я вконец ослабел и в изнеможении скатился в колючие, жесткие заросли чертополоха, папоротника и хвощей.

Услышав отдаленные звуки органа и пение, я сообразил, что после службы люди выйдут из церкви и снова бросят меня в яму, если найдут живым в этих зарослях. Нужно было бежать, и я ринулся в лес. Солнце выпекло коричневую корку на моем теле, и тучи огромных мух и прочих насекомых роились над ней.

Едва оказавшись в спасительной тени деревьев, я принялся кататься по прохладному мокрому мху, обтираясь холодными листьями и соскребая кусками коры остатки нечистот. Я тер песком волосы, снова катался в траве, и снова меня стошнило.

Вдруг я понял, что что-то неладно с моим голосом. Я попробовал крикнуть, но язык беспомощно болтался меж открытых губ. Я лишился голоса. Ужас объял меня, я весь покрылся холодным потом; отказываясь верить, что такое возможно, я убеждал себя, что голос вернется. Подождав немного, я снова попробовал крикнуть. Безрезультатно. Только монотонное жужжание помойных мух нарушало тишину леса.

Я опустился на траву. Я хорошо помнил, как вскрикнул, когда на меня упал требник. Был ли это последний крик в моей жизни? Может, мой голос улетел с этим криком? Куда же он мог подеваться? Я представил, как мой голос в одиночестве летает под сводчатыми стропилами церковной крыши. Вот он ударяется о холодные стены, святые картины, о толстые, цветные стекла окон, сквозь которые с трудом проникают внутрь лучи солнечного света.

Я смотрел, как он бесцельно блуждает по темным приделам, как перелетает от алтаря к кафедре, от кафедры на галерею, с галереи снова к алтарю, несомый мощными звуками органа и волнами голосов поющих людей.

Перед моими глазами промелькнули все виденные мною прежде немые. Я встречал их не так уж много, но немота делала их очень похожими. Судорожно дергаясь, их губы принимали очертания непроизнесенных звуков, а нелепые гримасы пытались заменить отсутствующий голос. Окружающие всегда смотрели на немых с недоверием. Они казались подозрительно странными — дергались, кривлялись, заливая подбородок густой противной слюной.

Я не мог лишиться голоса просто так, на то должна быть своя причина. Какая-то высшая, еще непознанная мной сила управляла моей судьбой. Теперь я сомневался, что это Бог или Его ангелы. С моим запасом молитв меня ожидало вечное блаженство, значит у Бога не было резона так жестоко карать меня. Как видно, я разгневал силы, в сети к которым попадают те, кого по какой-либо причине отвергает Бог.

Я уходил все дальше от церкви, углубляясь в густеющий лес. Из черной, не знавшей солнца земли торчали пни давно срубленных деревьев. Этим калекам нечем было прикрыть свои изуродованные останки. Всеми забытые и покинутые, они остались стоять тут в одиночестве. У них не хватало сил, чтобы дотянуться до света и свежего воздуха. Ничто уже не могло их изменить. Жизненные соки никогда не поднимутся по ним вверх, наполняя ствол и крону. Незрячими глазами огромных дупл, откуда некогда росли их ветви, эти пни-патриархи смотрели на своих живых качающихся под ветром сородичей. Никогда больше не сломает и не вывернет их из земли буря. Жалкие и больные жертвы сырости и тлена, они медленно сгниют на дне леса.

Глава 12