Опавшие листья

— Господин гимназист, — закричала веселая с рыжими глазами, — хотите конфетку?

Федя смутился, до слез покраснел, но принял независимый вид, заложил руки в карманы и нерешительно подошел к ним. Язык у него стал как деревянный, он хотел убежать, но вместо того остановился шагах в пяти. Лицо его пылало, он имел преглупый вид.

— Он, вероятно, немой… Совсем минога в обмороке, — сказала старшая, а младшая показала старшей пальцем белую бляху на ременном поясе Феди, на которой был гимназический штемпель "С. П.1. Г." — "С.-Петербургская 1-я гимназия", и сказала, смеясь:

— Сенной площади первый гуляка, что с таким, Муся, разговаривать.

— И неправда, — гневно воскликнул Федя, — "сей повинуется одному Государю

Барышни ничего не ответили и, обнявшись за талию, чуть покачиваясь и напевая под нос, пошли по дорожке, вышли за калитку и направились мимо дачи Кусковых к Мурину.

Покой Феди был нарушен. Он хотел читать заманчивую историю «Айвенго», но читать не мог. Он сел на скамейку, на мостике, и долго смотрел, как угасало на западе небо и белые, призрачные июньские сумерки играли над землею. Мысль беспокойно следовала за барышнями. "Куда они пошли? Кто они?.. Разве прилично было им первым заговаривать с посторонним гимназистом?" И неосознанно стучалась в сердце мысль, что они очень хорошенькие, милые и, должно быть, добрые барышни.

Он прозевал их, когда они вернулись, и видел только их спины, когда они проходили в калитку. На их даче бренчали на фортепиано и грудной женский голос томно пел:

Месяц плывет по ночным небесам,
Друг твой проводит рукой по струнам.
Струны рокочут, струны звенят,
Страстные звуки к милой летят.

Печальная и страстная мелодия модного вальса неслась к бледному небу и сливалась со светом без тени белой северной ночи. Тихо стояли березы, опустив молодые зубчатые листочки, похожие на сердца, и, казалось, слушали пение. Сирень пахла сладостно и душно. Наверху, в ветвях, завозилась в гнезде птица и опять стояла призраком бледная тишина. И в душу Феди, волнуя ее, входил женский голос:

Под твоим одним окошком
Про любовь мою пою,
И к твоим, малютка, ножкам,
Страсть души моей несу…

"Хорошо! — подумал Федя. — Как хорошо!.. А бедный… лежит под землею и ничего не чувствует, ничего не слышит!"

Федя подумал, что нехорошо отдаваться наслаждениям, когда еще бродит тут подле, все слышит и все знает душа… Он пошел подальше от искушения, домой, но нарочно замедлил шаги, чтобы услышать страстный призыв:

Выйди на одно мгновение,
Мой тигренок, на балкон.

В столовой на диванчике, тесно прижавшись друг к другу, сидели Лиза и Липочка. Ипполит ходил взад и вперед по комнате. Сестра и красавица-кузина показались Феде блеклыми и бедными после барышень в мордовских костюмах.

Федя рассказал свои наблюдения за соседками.

— Носят ожерелья из яичек! — воскликнула Липочка. — Чудачки! Разве можно носить яички после Вознесенья? А уже Троица прошла!

— Неправославные какие-нибудь, — сказала Лиза. — Наверно «фря» какая-нибудь, — морща нос сказала Липочка. — Блондинки! Чухонки-молочницы!

Федя промолчал. Ему было неприятно, что так говорили про соседок.

— Нет… они как будто милые… — наконец нерешительно сказал он.

— Ну, уж нашел… милые! В мордовских костюмах! Кто теперь носит такие костюмы? От них, наверно, на аршин кумачом пахнет, — сказала Липочка.

— Ты сама в праздник надевала, — сказал Федя.

— Не мордовский, а малороссийский. Малороссийский — это шик… а мордовский — mauvais genre (дурной тон). И яички после Вознесения на шее!.. Чухонки!

Федя надулся и сел в углу под лампой читать "Айвенго".

— Ты у нас, Федичка, не влюбись! — сказала насмешливо Лиза.

VI

Через два дня тетя Катя, которая всегда все знала, рассказала, что соседки — корифейки Императорского балета. Фамилия их — Семенюк, а по сцене они Ленская 1-я и Ленская 2-я. Старшая, Муся, получает 80 рублей в месяц жалованья и самостоятельно танцует в операх, младшая, Лиза, всего первый год как вышла из училища и танцует "у воды", на пятидесяти рублях. Старуха, их мать, вдова штабс-капитана, убитого в турецкую войну, сухая чернявая женщина — mademoiselle Marie. Держат они одну прислугу, сама старуха готовит, и едят впроголодь. Бывает, что и совсем не обедают. За младшей ухаживает гвардейский полковник Соколинский, но только хочет он жениться или «так» — одному Богу известно. Ездит часто, дарит цветы и конфеты, а ничего «такого» не было. Барышни веселые, но строгие, "себя соблюдают".

Все это подслушал Федя, когда тетя Катя громким ворчливым шепотком докладывала о соседях Варваре Сергеевне.

— Присматривать надо, — говорила тетя Катя, — и за молодежью, да и за Михаилом Павловичем, а то, как бы Фалицкий не свел. Да и для барышень наших знакомство зазорное… Балетчицы!..

Для Феди это было знаменательное открытие. Танцовщицы Императорского балета!