Читаем Опавшие листья полностью

Едва он вышел через заднюю калитку во двор, как к нему, виляя хвостом, бросилась лохматая Дамка и стала прыгать на грудь, слегка повизгивая. Вслед за нею с кухонного крыльца легко сбежала, стуча по доскам тонкими босыми ногами, Феня, одетая в одну рубашку с накинутым поверх длинным драповым пальто, заспанная, растрепанная. В руках у нее был сверток, обернутый в простое холщовое полотенце.

— Это вам, Игнат, и Федору Михайловичу барыня изготовила фриштык, — сказала она, — обнимая жениха и любовно заглядывая ему в глаза.

— Спасибо! Спасибо, Фенюша. А папиросками разжились?

— И папироски есть.

— Ну не задерживайте, чтобы самый хороший клев нам не пропустить. Солнышко-то вот-вот покажется.

Феня охватила Игната за шею горячими руками и поцеловала в мокрые от росы и умывания усы.

Игнат прошел в палисадник и, остановившись против дачи, притаившейся в полосах тумана, с плотно опущенными белыми шторами за запотевшими окнами, приложил ладони рук ко рту рупором и негромко сказал: "Федор Михайлович, готовы?"

Окно второго этажа сейчас же раскрылось, и в нем появилось румяное загорелое лицо Феди с растрепанными волосами.

— Сейчас, Игнат.

Окно закрылось… Еще через минуту тихо отворилась балконная дверь, и на балконе в коломянковой рубашке и синей фуражке появился Федя. В одной руке он нес короткие сапожки с рыжими лохматыми голенищами, в другой — большое ведро для рыбы. Он шел босиком, чтобы никого в доме не разбудить. Усевшись на ступеньках балкона, отталкивая кидавшуюся на него Дамку, он проворно надел сапоги и поздоровался с Игнатом.

— Что вчера, Игнат? — спросил Федя. — Много поймали?

— Щуку с руку, язя, которого есть нельзя, да два налима прошли мимо, — отвечал Игнат.

— Нет… в самом деле?

— Ничего, Федор Михайлович. Я даже вчера и не ходил совсем. Некогда было. Удочки вам налаживал, червей копал.

— Как думаете, клев будет?

— Должон быть.

— Мы куда пойдем?

— За Новую. Ко второму погребу. Я там богатое место присмотрел… Омут… Там и щука должна быть… А Охта там — саженей тридцать, не меньше.

— Глубоко?

— Поболе пяти аршин будет.

— Вот хорошо.

— И место глухое… Туда никто не ходит.

Он бодро шагал по мягкой, с прибитою росой пылью полевой дороге, уходившей к югу, вниз по реке. Федя старался идти в ногу с Игнатом.

— Тяжело было в солдатах, Игнат?

— Отчего тяжело? Хорошо. Долг свой справил, теперь гуляй.

— А не били?

— Хорошего солдата разве бьют?.. Я четыре года служил, так за четыре-то года у нас всего один раз ротный приказал одному солдату розог дать. Так и то давно пора было. Дрянь солдат был. На язык больно скорый и вор.

— А страшно это?.. Если пороть станут?

— Куда страшно… Мне так смерть, и та милее была бы.

— А тому?.. кого пороли?

— Ему что. Встал, встряхнулся, порты оправил и пошел. Отпетый. Однако все потише стал. Больше уже не попадало…

— А за что же пороли?

— У старухи на маневрах куртку украл, — неохотно сказал Игнат… Ну что же, Федор Михайлович, с песнями, что ли?.. по-солдатски?

— Да, Игнат, пожалуйста, — робко сказал Федя.

Ему доставляло громадное удовольствие ходить с Игнатом широким, бодрым, «солдатским» шагом, распевая песни. Ему казалось тогда, что идут не они двое и поет сладким тенорком Игнат, а он ему несмело подтягивает, а идет целая рота, целый батальон, полк и тяжело отбивается по дороге нога: раз, два! раз, два!

— Мы к Балканам подходили,Нам казались высоки,Три часа переходилиИ сказали: пустяки! —

дрожащим голосом, выделывая, как искусный солдатский запевала колена, запел Игнат и, кончив куплет, сказал: "Ну! разом, дружно". И оба хватили:

Греми, слава, трубой!Мы дрались, турок, с тобой!Царь Салтана победил,Христиан освободил!..

И снова пел Игнат, одушевляясь рисуемой картиной:

Как стрелочки прискакалиНа казацких лошадях:Турки разом закричали —Свой аман и свой аллах!

Когда кончили, слегка запыхались от скорой ходьбы и громкого пения за целый хор.

— А что, Игнат, турки — плохой народ? — спросил Федя. — Вы их видели?

— Дюже хороший народ, Федор Михайлович. И солдат хороший, обстоятельный, дерется хорошо, и сами опрятные, добрые, ласковые, но самое ладное в них: в бога крепко веруют и добро творят.

— Так ведь они мусульмане. У них Магомет, а не Христос.

— И Христа они почитают.

— А как же турецкие зверства? Я маленьким был, видел: в пассаже показывали. Так сделано: дерево, и к нему три болгарина привязаны, а под ними — уголья. И огонь из красной фольги сделан. А ноги у них обуглены, черные, и на лицах — мука. И знаешь, что все это нарочно, из воска сделано, а смотреть жутко. А в комнате, где показывали, полутемно и публика шепотом говорит…

Перейти на страницу:

Похожие книги