С этим покончено. Один из догматов Перри: половой акт ослабляет мужчину, отдает власть женщине, а женщина всегда — всегда — использует эту власть против мужчины. Освобождения можно достичь другими, более действенными способами. Способами, применять которые осмеливались немногие. И по мере того как приходило облегчение, росло наслаждение.
Теперь, когда клетка открыта, он обнаружил в себе и способности, и влечение к этому освобождению, и власть, которую оно несет.
Но с властью пришла и ответственность, а вот с этим, как он должен признать, справляться сложнее. Чем больше он обретал, тем больше жаждал. Перри, разумеется, был прав. Чтобы наслаждаться этим путешествием, необходимы дисциплина и терпение.
И все же…
Увеличив скорость и наклон беговой дорожки, Фрэнсис пообещал себе и своему отсутствующему наставнику воздержаться от поисков новой партнерши, по меньшей мере на две недели.
А пока он просто попутешествует… поскитается без цели. Наберется сил для новой атаки, наляжет на духовную пищу — книги.
Однако на север он не поедет, еще не время.
Набираясь физических сил и духовной энергии, он будет следить за той, что стала прискорбной ошибкой Перри, по ее блогу, по ее веб-сайту. Когда придет время, он исправит эту ошибку — единственная плата, которую попросил Перри, цена уничтожения клетки.
Фрэнсис с нетерпением, как ребенок родительской похвалы, ждал одобрения Перри, когда он, его ученик, похитит, задушит и похоронит Фиону Бристоу.
Представляя ее образ, он пробежал еще милю. Пот струился по его лицу, по его телу. Но вознаграждение пришло, когда диктор объявил о находке тела молодой женщины в Национальном парке Кламат.
В первый раз за это утро Экл улыбнулся.
В воскресенье Фиону навестила Мэй со своими собаками. После ночного дождя воздух был свежим и прохладным, как шербет, а молодые кизиловые деревья по обе стороны мостика кутались в зеленую дымку. Мерцала влажная трава, деловито журчал ручей, на игровой площадке возились, как дети, собаки. Подруги сидели на веранде, наслаждаясь кофе с клюквенными кексами, которые Мэй нашла в городке.
Это располагающее к лени воскресное утро Фиона оценила по своей шкале на твердую десятку.
— Награда.
— Хмм? — Раскинувшись в кресле, прищурившись за янтарными стеклами солнечных очков, Мэй отломила еще кусочек кекса.
— Такое утро — награда за всю рабочую неделю. Не надо рано вставать, куда-то спешить, что-то делать. Морковка на палке, медное колечко на дне коробки с хлопьями.
— В следующей жизни я бы хотела стать собакой, потому что — я не шучу — что получается, по большому счету? Для собаки каждое утро — приз на дне коробки с хлопьями.
— Но они не могут пить кофе на веранде.
— Верно, зато они обожают воду из унитаза.
Фиона задумчиво уставилась в свою кружку.
— Какой собакой?
— Думаю, большим пиренейцем. Я его уважаю за размер, за величественность. Я заслужила величественность крохотным ростом в этой жизни.
— Хороший выбор.
— Ну, я долго выбирала. — Мэй зевнула, потянулась. — Мне сегодня звонил шериф Тайсон. Врачи оценивают состояние Уолтера как стабильное. Он пробудет в больнице еще несколько дней, а потом, если ему не станет хуже, его отпустят домой. Дочь ищет ему приходящую медсестру.
— Отличная новость. Хочешь, чтобы я передала все членам команды?
— Я позвонила Чаку, а он уж сообщит по цепочке. И поскольку я все равно к тебе ехала, то решила обрадовать лично. Между прочим, мне очень нравятся твои деревья.
— Правда, бесподобные? — Фиона непроизвольно улыбнулась, как и всегда, когда смотрела на них. — Не знаю, почему мне это раньше в голову не пришло. А теперь я подумываю посадить что-нибудь эффектное в начале подъездной дорожки. Как вход… и ориентир для новых клиентов. Поверните на дорожку с… ну, с тем, что я придумаю.
Мэй спихнула очки на кончик носа и посмотрела на Фиону поверх них.
— Приходишь в себя. А я боялась, что ты возведешь ворота.
Прихлебывая кофе, Фиона смотрела, как собаки занимаются тем, что она называла соревнованием «Кто больше написает».
— Из-за Вики Скала? — упомянула она последнюю жертву. — Ворота мне не помогут, если… и это большое «если».
Но она задумалась, как и над желанием Мэй стать в следующей жизни собакой.
— Меня тошнит, когда я думаю об этих девушках, об их семьях. И я ничего не могу сделать, Мэй. Совсем ничего.
Мэй сжала руку Фионы.
— Я не должна была заводить разговор на эту тему.
— Ничего, нормально. Я и так все время о них думаю. Не представляю, как это — не быть? И мне страшно. Наверное, только тебе я и могу в этом признаться. — Мэй продолжала сжимать ее руку, и этот контакт помогал. — Я боюсь этого «если». Я боюсь, потому что от меня ничего не зависит. Понадобились годы, чтобы поймать Перри, и я не знаю, справлюсь ли, если все повторится. Если бы я сказала это Сил или маме, они бы с ума сошли от страха.