Опасный менуэт

Как-то на Пасху хозяин опять решил удивить гостей. Доставлены были устрицы из Парижа, приготовлено мороженое, стол ломился от гусей с яблоками, всевозможных рыб и прочих яств. Гости прогуливались среди роскошных картин, скульптур, в зимнем саду под пальмами. Театр показали не хуже шереметевского; некая девица проскакала по сцене стрекозой, как бы и не касаясь пола. Лакеи в красных ливреях, подпоясанные веревкой, разносили угощенья.

— Ну-ка, Васька, поговори с гостями, как умеешь.

Курносый детина зажмурился.

— Бонжур, мадамы и мусье. Кушайте. Ан, до, труа. Аревуар, — выпалил и удалился.

— Николай Александрович, дорогой гость! — Хозяин занимал Львова, мелкопоместного дворянина, а таких Демидов уважал. — Для тебя я нарочно выписал рожечников. Разве такое в Петербургах увидишь-услышишь? Ты человек культурный, любитель народной музыки, сколько песен, сказывают, уже собрал.

— Собрал, собрал, Прокопий Акинфиевич, люблю наши простонародные песни. Хотел я спросить: отчего это так странно одеты лакеи у вашего сиятельства?

— Какое я тебе сиятельство? — недовольно пробурчал барин. — А ежели тебя интересует, то могу сказать. Оттого мои лакеи таковы, что образ их — это как бы наша Россия в нынешние времена. Мы все наполовину — русские мужики, а на вторую половину — французы или немцы. Что? Хорошо я удумал? — И он захохотал так, что стены задрожали.

— Однако каковы рожечники? — напомнил Львов.

Демидов хлопнул в ладоши, и из-за двери вышло не менее десяти мужиков. У каждого в руках рог или рожок, и каждый рог издавал лишь один звук определенной высоты. Львов поразился нежному, мелодичному звучанию. Даже встал, чтобы лучше всех видеть, и на лице его отразился такой восторг, что стоявший неподалеку Мишка тоже засмотрелся: столь выразительных, искрящихся и умных лиц он еще не видел.

— Браво! Браво! Прокопий Акинфиевич, ай да молодцы!

— В Петербурге разве такое услышите? — вел свое Демидов. — Петербург?! Да там все пиликают на скрипочках да на этих, как их, виолончелях. А у нас на Москве — все наособинку! У нас сад, так конца ему нет, не то что ваш Летний, насквозь просвечивает, мраморов-то боле, чем людей. Что это за гулянье? Москва вроде как тайга или океан, будто не один город, а много. А столица ваша? Фуй! Одна Нева только и хороша.

Прокопий Акинфиевич был прав. Что за город Петербург в сравнении с Москвой? Вытянулся по ранжиру, улицы под нумерами, ни тупиков, ни садов, в которых заблудиться можно. А нравы? В Москве каждый вельможа себе господин, граф-государь, вдали-то от императорского двора. Ему важно не только порядок соблюдать, но и удивить гостя; своих подданных, крепостных и дворовых поразить — тоже радость. Ему надо, чтобы любили его, за это он на любой кураж, на дорогой подарок готов пойти. Иной вельможа и за великие деньги крепостного своего ни за что не отдаст. Зато подойди к нему в удачный час, подари бочонок устриц — и получай вольную. Отгого-то граф Орлов жаловался государыне Екатерине: "Москва и так была сброд самодовольных людей, но по крайней мере род некоторого порядка сохраняла, а теперь все вышло из своего положения".

Вот и Демидов "выходил из своего положения".

Вдруг, осененный некой мыслью, барин поманил к себе Михаила, схватил его за голову и велел пасть на колени перед Львовым.

— Что вы, что вы! — досадливо повел плечом Львов.

— Становись! И расти до этого человека! Николай Александрович, батюшка, поучи моего Мишку! Он парень ловкий, сообразительный. А главное — страсть как рисовать любит! Ему бы там, в Петербурге, преподать несколько уроков. К Левицкому сводить. Пусть поучится. Как, Мишка, хочешь в Петербург?

Парень вытаращил глаза, — как не хотеть?! Он уже смекнул, что Львов этот — человек особенный.

— Благодарю! — выпалил. — Поеду! Поглядеть на столицу — мечтание мое.

— А какая еще у тебя мечта? — склонив голову, мягко спросил Львов.

— Рисовать! Глядеть! Путешествовать!

— Славно, — улыбнулся гость. — Нынче я в Торжок еду, а через месяц-два буду в столице. Приезжай. Найдешь меня в доме либо Бакунина, либо Соймонова…

Демидов, провожая Михаила, уединился с ним.

— Посылаю я тебя не просто так. Одно условие делаю: поучишься — напиши там портрет одного человека. Он из царского двора. Зовут Никита Иванович Панин, важный человек у императрицы. Так вот, надобен мне его портрет, и всенепременно. Дам тебе немного деньжат, поживешь там — и обратно. Понял?.. Но и ты зарабатывай деньги, гроши копи, из них рубли вырастают. Знаешь пословицу? Деньги и мыши исчезают незаметно.

НА ВАСИЛЬЕВСКОМ ОСТРОВЕ В ПЕТЕРБУРГЕ

В Петербурге и впрямь все делается по ранжиру, оттого Демидов, верный своему слову, в столицу не езживал. Васильевский остров разделен на прямые, как чертеж, улицы. Вдоль Невы бывший Меншиков дворец, Кунсткамера, Сухопутный шляхетский корпус, а дома — в одинаковом отсчете этажей, да все каменные, еще и разрисованные. Снаружи красота, а заглянешь во двор — беспутица московская, да еще и мрачность. Лестницы широкие, пологие, а кто победнее, тому шагать и шагать по тем лестницам в глубине двора.