Убегая как тать в нощи, спросил Девлет-Гирей старого проводника: как то поле называется, где приняла орда великий позор?
И ответил старый вож:
— Стояло там некогда Судьбищи село, потому и место зовут Судьбищами. А что понимают под тем словом русские, судьбу или суд, того нам не ведомо. Аллах ал ем!
Лев Андреевич Салтыков и те, кто вёз тяжко израненого Шереметева, одолев сто пятьдесят верст степного пути, были в Туле к ночи с пятницы на субботу. Той же ночью в город вступили передовые царские полки. Царь Иван Васильевич въехал в Тулу на рассвете. Иван Васильевич Меньшой-Шереметев, Пётр Семёнович Серебряный и другие храбрые воеводы призывали немедля выступить на хана. Салтыков же говорил, что все русское войско потоптано и разгромлено, что дворяне, пометав с себя оружие, бежали от битвы, а хан после победы идёт воевать на Русь.
Слыша об этом, царь со своими советниками хотел спешно бежать за Оку, а потом к Москве, чтобы там укрыться и дать бой. Но крепко воспротивились этому мужественные воеводы, призвали царя к твердости, говоря, что непристойно государю московскому обращаться к врагу тылом, требовали, чтобы не позорил он славу русскую и храбрых людей своих, чтобы мужественно шёл против басурман.
— Если даже и выиграл Девлет-Гирей битву, — говорили царю воеводы, — то имеет усталое войско, множество раненых и убитых, ведь два дня была у него с нашими брань крепкая!
Днем прискакали в Тулу воеводы Дмитрий Плещеев и Бахтеяр Зюзин живые и здоровые, стали рассказывать о своих подвигах и что будто они последними с поля, едва отбившись, ушли. Царь, выслушав их, пуще прежнего хотел с Тулы сбежать, насилу его удержали до следующего дня, насилу уговорили послать в поле один полк, Ивана Ивановича Турунтая-Пронского с товарищами.
Спешно ринулся Иван Иванович в степь, да не пришлось ему далеко скакать. Встретил он идущее с поля русское воинство непобеждённое. Задержалось оно после битвы, чтобы раны перевязать и убиенных схоронить честно, а под татарского хана послать подъездчиков. Вестно стало тогда всей Руси, что пошёл Девлет-Гирей в отход с великим поспешением, по семьдесят верст в день делает, и догнать его никак нельзя.
В воскресенье высыпали туляки и царские воины под стены встречать славных богатырей, что живыми возвращались из Дикого поля. Ехал во главе русского полка Алексей Данилович Басманов, шло за ним воинов две тысячи, везли израненного воеводу Сидорова.
Чудом казалось людям, что вот, зашло воинство в сердце великой Пустыни, повстречало главного злодея, страшного царя крымского — и не пропало. В малом числе, один против семерых, бились русские ратоборцы два дня, топтали и секли могучие ханские полки, не дались на саблю татарскую, навели на врага великий страх, загнали в самое его логово. Невредимы пришли на Русь воины, что отбили у хана табуны и кош. Целы были знамена русские — брошено под ноги московскому царю знамя ширинское.
Ликование шло по всей Русской земле, уходил с неё вековой татарский страх. Видели люди, что высоко взошло солнце русское, опускается долу солнце ордынское. Пришло время вынуть из сердца Европы занозу крымскую, превратить Дикое поле в цветущие нивы. Настало время христианским воинам отомстить за кровь, много лет беспрестанно проливаемую, привести Отечество своё к покою. Храбрые и мужественные люди из царских советников, и в первых — Иван Васильевич Большой-Шереметев, восставший от ран, настаивали, чтобы царь сам поднялся и повёл воинство на царя перекопского, времени на то зовущу! Сам Бог, говорили они, как перстом указывает лишить силы врагов старовечных, христианских кровопийц, избавить от рабства сотни тысяч славян, томящихся в адской работе.
— Если и души наши придется положить за порабощенных людей, то положим с радостью! — говорили воеводы. — Воистину выше всех добродетелей сия любовь. Христос не пожалел своей крови за род человеческий, и мы помним Его слова: «Больше сия добродетели ничто же есть, если кто душу свою положит за други своя!»
Но того не подумали воеводы: если не будет у Руси крымского пугала, кровососа-хана, чем оправдана будет тяжёлая царская власть? Если будет богатеть и процветать страна, если не надо будет гонять, что ни год, на границу полки, не уйдет ли страх из душ людских, не привыкнут ли к свободе землепашцы и горожане? Коли побьют воины царя крымского — как будет властвовать царь московский? Ведь советоваться ему придется со своей землёй, не скрутить будет в бараний рог богатых и смелых победами подданных.
Между тем скачут в Москву крымские гонцы, просят у царя мира, выдают пленников немногих. Известно становится и в Стамбуле, и в Москве, что убил боярин Иван Васильевич Шереметев с товарищами у хана многих лучших его людей, нанёс Крыму бесчестие и убытки великие. А в Крыму без разбойной добычи голод настал — мрут разбойнички без хлеба стамбульского, дохнут их кони без шелко́вых трав Дикого поля. Должен хан или погибнуть — или идти в набег! Такова же и воля беспощадного к неудачникам Стамбула.