Опаленные

Затем я куда-то бегу и проделываю все показанное уже своими руками. Разбираю странное оружие, готовлю какие-то брикеты, осматриваю местность и составляю рисунок, по которому потом будут ориентироваться другие. Меня допрашивают, пытаясь поймать на неточностях, но я уже стал тем, кого изображаю.

Этот сон – целая школа. Очень интенсивно нас в этой школе учат, но не только «разведке» и «диверсиям, а еще и думать. Очень нужно думать, чтобы остаться в живых. Об этом таких, как я, застывших в строю, просит странный «старший майор»: остаться в живых.

Открыв глаза, смотрю в потолок. Теперь я знаю, как можно говорить с Викой так, чтобы Дионис не услышал. Товарищ старший майор сказал, что при правильном глушении звука можно хоть во весь голос орать, – но мы не будем. Этот сон дал мне очень многое, теперь я понимаю, о чем, с кем и как можно говорить, куда смотреть и что замечать.

– Ну как ты? – тихо спрашиваю я Вику.

– Ты придумал, что со мной делать будешь? – спрашивает она в ответ.

Заметно, что моя Звездочка хочет чем-то со мной поделиться, но опасается Диониса. Что же, я знаю, как помочь этому горю. Сейчас мы займемся именно тем, о чем я подумал, когда проснулся. Поднимаюсь и не одеваясь беру ее за руку, чтобы отвести в ванную. Вика явно недоумевает, но я включаю воду, начав оглаживать девушку.

– Так мы можем говорить, – шепчу я ей на ухо, прижав к себе так, чтобы со стороны это выглядело грубостью.

– Здорово, – отвечает она мне тем же способом. – Спинку погладь.

– Получается, мы здесь как в лагере, – сообщаю ей, на что Вика едва заметно кивает. Моя рука скользит ниже, чувствуя затрепетавшее в руках тело.

– Хуже, Фим, – вздыхает девушка. – Вас готовят убивать людей, там в книге – «газовка».

Вот это уже совсем плохие новости. Вике я верю, если она что-то говорит, значит, так оно и есть. Получается, новости у нас очень невеселые. Зачем нужно нас сейчас готовить к убийству, я не понимаю. Разве что мы никуда не летим, а вокруг даже не концлагерь, а питомник по производству тупых солдат. Что-то упоминалось похожее на лекциях во сне.

– Тогда будем почаще так играть, – я шепчу в самое ухо, и ей это, кажется, нравится.

Половые игры нам не запрещены, запрещено только оплодотворение вне определенного периода, но мы и не собирались. Нашими играми мы маскируем разговоры, обмен информацией, возможность побыть действительно наедине. Тут я задумываюсь: что, если взорвать Диониса? Нужно выяснить, где он находится и как это можно сделать технически, а пока моя Звездочка рассказывает мне детали своего сна.

Получается, из нее готовят врача, а из меня кого? Не очень понятно. Но эти сны – действительно подготовка, потому что мы их не просто запоминаем. Пальцы не забыли детали оружия, я понимаю, что и как заминировать… Кто-то или что-то посылает нам сны, в которых мы воюем. Узнаем, что такое настоящие люди и какими зверьми бывают двуногие.

Вика говорит, что в том месте, где она побывала ночью, отличий от питомника самок немного – только в том, что у нас кормят досыта и… И все. Это тоже надо обдумать, особенно тот факт, что логики в наказаниях нет, они будто существуют для чьего-то развлечения. Вспоминая комнату рекреации, я в это верю. Но кто же эти неведомые хозяева, управляющие живыми людьми, как игрушками?

Даже с нашим расписанием не все понятно. Если считать время по тому методу, которому меня учили в школе, то получается, что стандартный час чуть ли не в полтора раза длиннее того, что во сне. Мы не знаем ни года, ни месяца, только циклы и сегменты. Это выглядит несколько нарочито, или же… Но, судя по тем номерам, что были и у Вики, и у меня – мы видим будущее! И там все иное… А здесь у нас, в прошлом, получается… Получается, сплошной обман?

Мы идем на ужин, и я осторожно оглядываюсь по сторонам. Если просто внимательно смотреть, то многое становится видным. Например, столовая… Хотя нет, начнем с коридоров. Будто случайно подавшись в сторону стены, я понимаю – это не пластик. Не пластик, не дерево, по фактуре больше бумагу напоминает. Интересно? Еще как.

Дальше столовая. Мы никогда не видели, кто в окошке – хомо или нет, но вот, если прислушаться, слышны шорохи движения. Значит, там кто-то живой, что, строго говоря, нерационально, если мы на космическом корабле. Моя мысль перескакивает на совершенно иные размышления – мы безоружны. И я, и Вика совершенно безоружны. То есть, если нас решат убить, что-либо сделать мы просто не успеем или не сможем. Нужно решить эту проблему.