Опаленные

Этот сон длился так долго, что я уже даже поверил в его реальность. Здесь я не помню ни имени своего, ни корабля – ничего, только номер, вытатуированный на моей руке. Серая полосатая одежда, к которой пришит такой же номер. Он шестизначный, что значит… Похоже, я в будущем, потому что мой обычный номер четырехзначный, но мы точно находимся на планете. Я знаю, что являюсь не человеком, а кем-то, кто намного хуже, чем наши самки.

Мой номер нужно знать наизусть, показывать и никогда не смотреть в лицо смерти. Каждый одетый в черное и есть олицетворение этой смерти. Она может быть страшной или тихой, прийти в мучениях или «надо просто чуть-чуть потерпеть, и тогда ничего не будет – ни голода, ни холода, ни лагеря». Что такое «лагерь», я не знаю, но очень хорошо понимаю: смерть совсем рядом.

В памяти всплывают картины – множество таких, как я сам, они мучились и умирали. Каждый день страшные люди выносят маленькие трупики из «барака», но, пока у меня есть кровь, я живу. Я помню страшный крик матери, когда меня у нее забрали, но совершенно не помню ее лица. Как и вне сна, я действительно не помню. Все сливается в череду лиц, серую полосу того, что те, которые в черном, называют «новый порядок». Зачем запоминать, зачем привязываться, если завтра меня так же могут вынести из барака?

Судя по номеру, это будущее. Мы находимся на планете, и нет разделения на самок и самцов. Похоже, мы встретили братьев по разуму, и они теперь хотят нас убить. Какая разница, за что? В местный конвертер не суют живьем, а сначала медленно душат газами, наверное, чтобы мы подольше мучились. Существа в черном выглядят очень страшными и абсолютно точно не людьми.

Эти, в черном, любят развлекаться – бить, раздевать, сажать на цепь и дразнить едой. Малыши готовы на многое ради лишнего кусочка, а вот старшие в чудеса уже не верят, поэтому нас мучить неинтересно. А тех, кого мучить неинтересно, могут и в газовку4 запихнуть. Это достаточно быстрая смерть по сравнению с закапыванием живьем в землю. Но мы все равно обречены.

В голове появляется мысль: а не похоже ли то, что делают тут с малышами, на наш корабль, только… Новая картина прогоняет мысль.

Я увидел ее. Девочка, такой же ребенок, как и мы все, погруженные в какой-то ящик на колесах. Она рассказывает нам сказки, тормошит нас, не давая стать серыми, как снег за забранным решеткой окном. Я отдаю ей свой хлеб. Чтобы она пожила еще немного. Яркая звездочка среди нас. Яркая…