Опаленные

– Выбери что тебе хочется, – говорит мне Фим, и я снова застываю. Как же выбрать, если возле кормушки столько незнакомых блюд?

– Позволено ли мне будет попросить моего господина… – не помню, как правильно формулировать эту просьбу, надеюсь, я его не сильно рассержу.

– Не можешь выбрать? – спрашивает он, отчего я виновато опускаю голову. Есть шанс, что пронесет?

Но Фим пока не хочет меня наказывать вроде бы. Он как-то очень мягко улыбается и набирает мне в тарелку… Наверное, все здесь еда, но половину продуктов я просто не знаю. Вот это красненькое, что такое, интересно? А вот эта зеленая веточка? Ее едят?

Мой самец отводит меня к столу, усадив перед тарелкой. Лежащее на ней мне знакомо, но не полностью, поэтому остается только надеяться: Фим не придаст значения тому, что я ем что-то неправильно. Конечно, хочется узнать, что это такое хрустящее с каким-то очень свежим вкусом попало мне сейчас в рот, но я просто боюсь открывать рот за едой. Разговаривать за едой может только самец, а самка имеет право отвечать на вопросы – и все. Пусть Фим кажется другим, но я его еще почти не знаю. А вдруг?

Ужин удивительно вкусный, наверное, это сделано для контраста, чтобы плач потом был более искренним. Самцам нравится, когда самки плачут, так говорит воспитатель. Точнее, уже не говорит, потому что нашу воспитательницу отправили в конвертер по возрасту. Тридцать пять циклов – предел. Но я запомнила, что она говорила, значит, мне нужно приготовиться.

Даже интересно, как мой самец будет меня наказывать. Провиниться я вроде бы не успела, но самец вину всегда найдет. Фим молчит, от этого, конечно, пугает, но тут ничего не поделаешь. Потом-то я, конечно, привыкну, а сейчас страшно от этой неизвестности.

– Пошли в душ, – говорит он мне, когда мы возвращаемся в личные помещения.

Самка должна вместе с самцом принимать душ утром и вечером, это обязательное правило и для него, и для меня. Поэтому я киваю и снимаю всю одежду. Он отстегивает поводок, тоже раздевается и ведет меня в ванную комнату. Тут я должна слушать его команды, ничего самостоятельно без приказа не делая.

Фим, конечно же, знает, что и как нужно делать. Я уже жду, что он прикажет открыть рот, чтобы накормить меня собой, но мой самец этого почему-то не делает, а включает воду и начинает меня мыть, как маленькую. Его движения очень мягкие, какие-то ласковые… От этого я чувствую, как у меня тяжелеет внизу и еще становится горячо. Дышать почему-то не очень легко, но самец на это не реагирует – он меня просто моет.

Ощущения странные, я таких никогда не испытывала. Фим меня только помыл, а потом вымылся сам и, вытерев нас обоих, отвел к кровати. Наверное, сейчас будет наказание. Не желая испытывать его терпение, я ложусь на живот, крепко зажмурившись затем.

– Я не буду тебя бить, – сообщает мне Фим. – Тебя не за что наказывать.

– Совсем не за что? – удивляюсь я, ведь такое может быть только в сказках.

– Совсем, – вздыхает он, проведя рукой по спине и ниже, отчего мне хочется потянуться навстречу его руке. – Полежи спокойно, – просит меня мой самец.

Кажется, это называется «гладить». Так делала воспитательница, когда я была хорошей. От этого «гладить» внизу опять тяжелеет, и ноги почему-то раздвигаются, но я лежу спокойно, потому что Фим приказал… или попросил? Он продолжает делать что-то своими руками, отчего меня будто накрывает горячей волной, и я против воли… издаю звуки.

– Вот и умница, – говорит мой самец, когда я снова могу нормально дышать. – А теперь будем спать.

– Доброй ночи, – шепчу я.

Что это только что было? Что он со мной сделал и почему мои ноги сами собой подрагивают? Больно тем не менее не было, хотя я не могу описать, как именно мне было. Фим улыбается своей необычной улыбкой и закрывает глаза. А я долго не могу заснуть рядом с ним. Вовсе не потому, что в меня упирается его пещеристое тело, как оно называется в учебнике, а просто… Просто как-то очень сильно изменилась жизнь всего за один день.

Надо закрыть глаза и поспать. Странно – ночь, а у меня ничего не болит. Я точно попала в сказку, потому что в жизни такого не бывает. В жизни перед сном раздается свист, и я выгибаюсь от сильной раздирающей боли, стараясь не кричать слишком громко. А вот сейчас… Первый день Выбора, а мой господин меня не наказал. Может быть, я ему безразлична? Или ему противно меня наказывать? Надо потом спросить, потому что если это так, то будет очень плохо…

Глава четвертая

Серафим 2074