Нужно было уезжать домой, а на складе госпиталя для тех, кто выписывался, почему-то не оказалось одежды. Выдали мне сравнительно крепкие ботинки, а гимнастерка и галифе оказались ветхими, латаными, да еще к тому же очень короткими для меня. Одевшись и посмотрев на себя в зеркало, я понял, что похож на обшарпанного бродягу. (Бродяга – любимое словечко отца.) Никак я не мог появиться с фронта в родной деревне в этом тряпье. Вначале я отказался надевать это и решил ехать домой в пижамной паре из черного полотна, поскольку она была без дыр. Но сестра-хозяйка в слезах упросила меня сдать пижамный костюм, в противном случае с нее взыскали бы его стоимость в пятикратном размере. Пожалев женщину, я сдал пижамный костюм и одел на себя так называемую форму с дырками: штаны еле натянул, они были на два размера меньше, залатаны на коленях, а гимнастерка и того хуже. Сел в вагон пригородного сообщения – кругом меня пассажиры. Мне стыдно глядеть им в глаза, я отвернулся к окну вагона. Так и ехал я в рваных обносках, как бродяга, а не фронтовик. А про себя подумал тогда: «Приеду в Москву и сразу же пойду в Кремль, попрошу, чтобы мне погасили задолженность за ордена. Рублей 400–500, думаю, наберется». Тогда платили ежемесячно. Но не тут-то было. Оказалось, что орденские книжки и талоны к ним выдавались только в райвоенкомате по месту жительства. Соответственно, у меня ни книжки орденской, ни талонов к ней не было. Были только три ордена и армейское удостоверение к ним. Ехать домой надо было через Москву и далее через Могилев до станции Кричев. В Могилеве я учился в пединституте.
Поезд в Москву прибыл в полдень. Вышел я из вагона и вдруг вижу – из соседнего вагона выходит мой знакомый старший лейтенант Терехов. Вот уж этого я никак не ожидал. Терехов подходит ко мне, здоровается, веселый, хорошо одетый, в новом обмундировании. Он находился на излечении в госпитале Казани, а теперь ехал в часть по месту назначения. Я спрашиваю: «Как дела?», а он отвечает: «Отлично!» Оказалось, что он получил полное денежное довольствие и плюс выручил еще 30 тысяч рублей за трофеи, которые он набрал на хуторах Восточной Пруссии и выгодно продал на барахолке в Казани. Спрашивает, есть ли у меня знакомые в Москве, чтобы переночевать. Отвечаю, что в Москве проживает мой земляк, но вот беда: у меня совершенно нет денег. Смотрю – он как-то странно захмыкал и говорит: «Подожди, я отлучусь на минутку», – и убежал. Я хорошо изучил в армии его натуру скупердяя и понял, что ждать его не стоит.