Читаем Оноре де Бальзак полностью

Врачеватели тела оказались бессильны, решено было прибегнуть к врачевателям души. Аббат Озур, служитель церкви, столь милой сердцу Оноре, навестил Бальзака. Они долго говорили с глазу на глаз, но никакого видимого облегчения не последовало. Страдания были слишком велики, чтобы рассудок одержал верх. Пятого августа, с трудом передвигаясь по комнате, больной наткнулся на что-то из мебели, вода потоком хлынула из раны. В тот же день он продиктовал письмо своему поверенному Огюсту Фессару: «Кресло, которое вам так хорошо известно, больше не для меня. Я остаюсь в постели, сиделки помогают мне совершать телодвижения, необходимые для жизни, от которой у меня осталось только имя. Моя жена уже не справляется с тем, что взвалила на свои плечи. Наконец, страшные боли причиняет абсцесс на правой ноге. Все это я говорю для того, чтобы вы поняли, до чего дошли мои страдания. Полагаю, что все это цена, назначенная Небесами за безграничное счастье, которое дала мне моя женитьба». Ниже подписи Бальзака несколько строк добавила Ева: «Вы спрашиваете себя, как хватило у печального секретаря сил писать это письмо. Все потому, что он дошел до последней черты, а в таком состоянии становишься машиной, которая работает, покуда провидению из милосердия не угодно будет сломать пружину».

Артериит стал причиной гангрены, начали разлагаться ткани. В комнате стоял ужасающий запах. Доктор Наккар прописал микстуру из белены и наперстянки, посоветовал открыть окна и двери, расставить по «комнате умирающего» тарелки с карболкой. Раз уже доктор позволил себе заговорить о «комнате умирающего», значит, надежды нет. Бальзак задыхался, бредил и уже не знал точно, в этом ли он мире или присоединился к персонажам «Человеческой комедии», плодам его фантазии. Говорят, прежде чем окончательно потерять сознание, он призвал на помощь одного из созданных им самим докторов. «Только Бьяншон сможет меня спасти!» – повторял больной.

Но вместо Бьяншона восемнадцатого августа, в девять часов утра, пришел аббат Озур. Его пригласила Ева. Бальзак с трудом разбирал слова священника, но взглядом благодарил. После соборования впал в глубокую дремоту, в одиннадцать началась агония. В полдень узнать о состоянии Оноре зашел Виктор Гюго. Вернулся в полночь, так как полагал своим долгом нанести последний визит тому, кого считал себе равным. Заплаканная служанка провела его в гостиную, где возвышался мраморный бюст Бальзака работы Давида д’Анже. Появилась еще одна женщина, видимо, сиделка, и пробормотала, вздыхая: «Он умирает. Госпожа у себя. Врачи отказались от него еще вчера».

Измученная Ева пошла немного отдохнуть, чтобы вновь занять свое место у постели мужа. Злобный Октав Мирабо распустил позже слух, что, удалившись в соседнюю комнату, она не прилегла в одиночестве, но нашла утешение в объятиях художника Жана-Франсуа Жигу. Давно доказано, что Ганская не знала Жигу до смерти Бальзака. Но, уснув, не присутствовала при последних минутах жизни мужа. Гюго удивился, что ее нет в столь ответственные мгновения. Сиделка предложила поискать господина Сюрвиля, который, кажется, еще не ложился. Оставшись в одиночестве, Гюго будто в музее рассматривал старинные картины, белевший в полумраке бюст, словно призрак умиравшего. Воздух был наполнен запахами лекарств и разложения. Вот наконец Сюрвиль. Вместе они поднялись по лестнице, покрытой красным ковром, вдоль которой стояли статуи, безделушки на подставках, и прошли в комнату, где раздавались мощные хрипы. «Кровать стояла посреди комнаты, – напишет Гюго. – Кровать красного дерева, в ногах и в изголовье которой были поперечные перекладины, часть подвесного механизма, с помощью которого больного передвигали. Бальзак лежал в постели, голова его покоилась на груде подушек, среди которых были и подушки красного дамаста, которые взяли с канапе, стоявшего в этой же комнате. Лицо было фиолетового цвета, почти черное, он лежал на правой щеке, небритый, с седыми, коротко стриженными волосами, глаза были открыты, взгляд направлен в одну точку. Я видел его в профиль, он напомнил мне Императора».

По обеим сторонам кровати стояли сиделка и слуга. Чудовищный запах исходил от неподвижного тела, непонятно было, теплилась ли еще в нем жизнь. Гюго приподнял одеяло и взял Бальзака за руку, неподвижную, потную. Дружески легонько пожал ее. Ответа не последовало. «Он умрет на рассвете», – прошептала сиделка. «Я спустился, – будет вспоминать Гюго, – унося в памяти это безжизненное лицо. Проходя через гостиную, вновь увидел бесстрастный, надменный, смутно белевший бюст и сравнил смерть с бессмертием. Возвратившись к себе, это было воскресенье, нашел многих посетителей, ждавших меня… Я сказал им: „Господа, Европа вот-вот лишится человека великого ума“».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии