Оноре де Бальзак

К несчастью, Шарль Нодье, один из академиков, который, как писатель рассчитывает, мог бы поддержать его кандидатуру, очень плох. «Друг мой! Вам нужен мой голос, освобождаю вам свое место – я на пороге смерти», – говорит он Оноре, мучительно улыбаясь. Тем не менее обещает, если добредет до Академии, проголосовать за Бальзака, который спустя три дня вновь пишет Ганской о своих надеждах: «Мне будет отказано четырежды, но к концу 1844 года меня примут. Богу угодно, чтобы при этом присутствовала моя жена». Известие, что многие академики продолжают возражать против претендента по причине его позорных долгов, приводит того в ярость и заставляет думать о мести. Теперь-то он точно покажет спину этим стариканам с набережной Конти. Надо только убедить Еву в справедливости своего решения: «Подумывал еще написать четверым академикам, с которыми встречался, так как глупо было бы с моей стороны заниматься прочими тридцатью шестью трупами. В конце концов, я должен завершить мой монументальный труд, а не гоняться за голосами. И вчера сказал Минье: „Предпочту написать книгу, чем провалиться на выборах! У меня твердая позиция: не хочу становиться академиком благодаря состоянию, мне кажется в высшей степени оскорбительным мнение, что бытует на этот счет в самой Академии… Разбогатев своими силами, все равно не стану больше выдвигать свою кандидатуру“». На другой день продолжает: «Написал эти четыре письма – честных, гордых, достойных. Слово „академик“ вычеркнуто отныне из моей памяти. Вижу, что могу рассчитывать только на одно: непрестанное творчество, источник которого – моя чернильница… Гюго назвал меня отважным архитектором, сказав при этом, что я не должен заниматься ничем другим, только „Человеческой комедией“, камень за камнем достраивая ее галереи».

Шарль Нодье умер двадцать седьмого января 1844 года. Бальзак присутствовал на похоронах, после которых делился с Ганской: «Бедный Нодье, он был всегда на вторых ролях, хотя иногда заслуживал и первых… Я посетил кладбище. Он погребен в фате дочери – по его воле… У меня были слезы на глазах, хотя давно считаю, что все они принадлежат вам». Вернувшись с кладбища, Оноре нанес визит госпоже Делануа и в компании испанского консула Эммануэля Марлтана и его супруги отправился обедать к Жорж Санд. За столом разгорелась политическая дискуссия: Бальзак нахваливал русское самодержавие и мудрость народа, который беспрекословно ему подчиняется. Зашла речь о Николае I, он заявил хозяйке: «Если бы вы его увидели, потеряли бы голову и разом отказались от своих демократических взглядов в пользу самодержавия!» Та бросила на него гневный взгляд. Когда в 1853 году Жорж Санд писала краткое предисловие к «Человеческой комедии», так вспоминала об этом эпизоде: «На одном обеде по его возвращении из России он сидел рядом со мной и без умолку восхищался абсолютной властью. Тогда это был его идеал. Рассказал о чудовищном случае, коего был свидетелем, и засмеялся, хотя было в его смехе что-то надрывное. Я сказала ему на ухо: „Вам ведь хочется плакать?“. Он ничего не ответил, перестал смеяться, как если бы внутри сломалась какая-то пружина, посерьезнел и до конца вечера не произнес больше ни слова о России».

Восьмого февраля 1844 года в Академию приняли Сен-Марка Жирардена. Бальзак только пожал плечами – его уже занимали другие игрушки: ничто так не отвлекает, как погоня за редкими вещицами. Страсть Оноре к сокровищам, скрытым в недрах лавок антикваров и старьевщиков, заставляла совершать приобретения, которые явно выходили за пределы его финансовых возможностей: например, ларь черного дерева с инкрустацией медью и перламутром, который, уверяет, украшал спальню Марии Медичи. Ева была поражена – подобная трата показалась ей столь же чрезмерной, сколь бесполезной купленная вещь, но Бальзак ловко нашел оправдание – это его рождественский подарок. В знак благодарности она посылает ему свой портрет – миниатюру работы Даффингера – и кусочек ткани, отрезанный от одного из ее платьев, – чтобы чистил перья. Таким образом и Ганская будет принимать участие в его работе. Бальзак уверяет, что невероятно взволнован – тряпица эта согрета теплом любимой: «Вы – мое отмщение за страдания, что причинило мне презрение, моя единственная любовь и та неизъяснимая страсть, которую некоторые мужчины питают к женщине, которую любят… Вы – та несравненная душой и телом женщина, святое, благородное, преданное создание, которому без колебаний можно доверить свою жизнь, счастье… Вы – маяк, счастливая звезда».