Но дело Ганской затягивалось, она одна противостояла весьма решительно настроенным противникам, а Бальзак все не мог позволить себе отправиться в Россию. Чтобы развеяться, отвлечься от своих бессонных ночей, принимает несколько приглашений. У ставшей герцогиней госпожи де Кастри, с которой они в конце концов примирились, Оноре обедает в компании с Виктором Гюго и Леоном Гозланом, красноречивый и остроумный как никогда. К этому времени относится знакомство с Генрихом Гейне, сеансы у скульптора Давида д’Анже, встреча с немецкой писательницей баронессой Луизой фон Борнштедт, которая предлагает свои услуги в переводе на немецкий «Человеческой комедии». Ее сопровождает подруга, бельгийская графиня Ида Визар де Бокарме. Впервые увидев Бальзака, баронесса так описала его внешность: «Он кажется скорее маленьким, чем большим. Полный, на тонких ножках, с очень красивыми, прекрасной формы стопами. Голова его кажется неправдоподобно большой, ее обрамляют длинные блестящие темные волосы с проседью. У него низкий лоб, полные, почти висящие щеки, а над тяжелым, толстым носом – глаза, невероятно мягкие и умные, столь контрастирующие со всем остальным его обликом, что ваше представление об известном писателе оказывается в мгновение ока совершенно иным». Беседы с Бальзаком привели баронессу и графиню в восторг, они пользовались любой возможностью, чтобы встретиться с ним. Тот опасался реакции своей подозрительной Евы, а потому не поминал об этом в своих письмах. Напротив, узнав, что в Петербург собирается Ференц Лист, неосмотрительно дал ему рекомендательное письмо к Ганской: «Мой дорогой Франц, если вы не против оказать мне лично услугу, проведите вечер у одной особы, которой передадите мое письмецо, и сыграйте что-нибудь для маленького ангела, которого, без сомнения, очаруете, мадемуазель Анны Ганской». Не может быть, чтобы он ничего не знал о славе Листа-соблазнителя. Но, так или иначе, через два дня после его приезда в Петербург Ганская приглашает музыканта к себе. Она в восторге от его игры, глаз, не против, чтобы он оказывал знаки внимания, чересчур пристального, впрочем. Лист выступил с концертами в Москве, вернулся. Вновь любезности. Восхищенная Ганская вынуждена была дать понять, что ей не хотелось бы выходить за рамки вежливого ухаживания. Подозревал ли Бальзак, каким опасностям подвергается его возлюбленная? В своих письмах он весьма сдержанно говорит о Листе, порой отзывается о нем и вовсе недоброжелательно: «Я узнал, что вы вновь виделись с Листом – он смешон, хотя и чрезвычайно талантлив. Это Паганини фортепьяно. Но Шопен, вне всяких сомнений, гораздо лучше». И еще, касаясь карьеры виртуоза: «Вот сломанная судьба… Как любой другой погремушки, которой Париж обзаводится себе на забаву. О Листе говорят, как о гении, но он никогда не станет композитором!» Получив известие, что Ева отправила музыканту письмо, предостерегает: «Будь осмотрительна в своем письме к Листу, если ты действительно ему пишешь, ты даже не подозреваешь, насколько ему нельзя доверять». Впрочем, несмотря на все эти мелкие препятствия, Бальзак уверен, что ни Лист, ни кто-либо другой не помешает ему соединиться с Ганской, помочь ей в ее деле (у него есть какие-никакие юридические познания) и жениться на ней, назло всем их врагам и во Франции, и в России.