«Оно даже не прошло»

Одна часть меня хочет подняться по лестнице в спальню, лечь рядом с Лизой и забыться, будто ничего не произошло; другая часть — подойти поближе к отражению в надежде, что оно окажется обманом зрения. Но я не двигаюсь с места. Строго говоря, я вообще не могу пошевелиться. Я стою, замерев, и чувствую, как холодный страх поднимается по спине. Я ребёнок, потерявшийся в тёмном лесу, я не знаю, куда идти и чему доверять, и мне ничего не остаётся, как плакать, и нечеловеческий, первобытный крик исходит из грудной клетки, и остатком моего сознания я лишь надеюсь, что успею упасть в обморок прежде, чем Лиза меня найдёт.

XI

ЭНЦИКЛИКА

ITER FIDEI

СВЯТЕЙШЕГО ОТЦА

БЕНЕДИКТА XVII

О ПУТИ ХРИСТИАНСКОЙ ВЕРЫ

…71. Многие считали раньше, что вера и разум идут разными путями. Разум приравнивался к науке, а наука служила технологическому прогрессу, поставляя новые и новые изобретения. Так из отдельных открытий складывалась иллюзия движения. Чем больше с человечеством происходило что-то новое, тем сильнее нарастало ощущение скорости, с которой будущее приближалось к нам. Пока в мире праздновали земной прогресс, вере отводилась скромная роль — говорить об абстрактном, недостижимом. Её принимали ровно в той степени, в которой она не мешала человеку заниматься познанием, поскольку религия ассоциировалась с консерватизмом, противоречащим идее новизны как несомненного блага. Считалось, что церковь упрямо тянет общество назад, в прошлое, вопреки законам развития общества.

72. Ныне же мы с ясностью видим, что всё обстояло ровно наоборот. Оказалось, что дорога в прошлое и дорога в будущее ведут в одном направлении, а путь церкви и путь науки — это один и тот же путь.

73. Воистину, настали времена, когда многое стало видимым. Со всей неопровержимой очевидностью мёртвые встают перед нами, нетленные, настоящие, как если бы они были живыми. «Всё тленное должно превратиться в нетленное, и всё смертное — в бессмертное» (1 Кор. 15:53) — лишь тогда, как говорил святой Павел, будет «поглощена смерть победою» (1 Кор. 15:54), и чудо этой победы сейчас совершается на наших глазах.

74. Писание говорит нам, что вера нерасторжимо связана с видением. Именно оно становится началом веры, как у иудеев, лицезревших воскресение Лазаря. «Тогда многие из Иудеев, пришедших к Марии и видевших, что сотворил Иисус, уверовали в Него» (Ин 11:45). «Верить» и «видеть» оказываются близки по своему смыслу: «…верующий в Меня не в Меня верует, но в Пославшего Меня. И видящий Меня видит Пославшего Меня» (Ин 12:44–45). Наконец, возможность видеть воскресшего Иисуса «своими очами» (1 Ин 1:1), быть рядом с Ним, созерцать Его жизнь, открыла апостолам истину.

75. Итак, видение составляет весь путь веры. Теперь, когда мёртвые восстали, а прошлое открылось нашему взору также ясно, как настоящее, перед нами вырисовываются очертания этого долгого пути — единственного, который у нас есть. Мы должны набраться храбрости и повернуть назад сквозь века, чтобы взглянуть в лицо самим себе и всему нашему греховному прошлому, полному жестокости, низости и малодушия. Вне всяких сомнений, это будет суровый и трудный путь, и если подсчёты учёных верны, то он займёт сотни лет. Но христиане не должны страшиться, ведь нашу дорогу будет освещать яркая звезда. Ведомые её благодатным светом, мы, как волхвы, отправимся в прошлое вместе, не сворачивая с ясного прямого пути, ибо в конце него нас ждёт великая, единственная награда: встреча с Тем, от кого мы последние две тысячи лет лишь удалялись, возможность воочию видеть Его и предстать пред Его судом. И когда мы придём к концу пути и встретим Его, мы упадём к Его ногам со слезами и молитвами и вознесём Ему хвалы.

76. Чем же мы можем приблизить этот момент?…

XII

На этом мои воспоминания о том, что было до последнего приступа, заканчивается. Как мне рассказала потом Лиза, она нашла меня на том же месте, с онемевшим лицом и отсутствующим взглядом, перепугалась и вызвала скорую. Последние два месяца я провёл дома под наблюдением врачей. Мой случай, насколько я понимаю, уникальный, нечто вроде медицинского курьёза. Как оказалось, сеансы вмешались в структуру моей памяти: с одной стороны, были мои собственные воспоминания — смутные, неотчётливые, ненадёжные; с другой были гиперреальные сеансы, перенасыщенные информацией, требующие предельной концентрации.

Так что в какой-то момент мозг просто решил по-другому расставить приоритеты, выбросив одно и поставив на его место другое. К счастью, я не стал шизофреником, но, как только хрупкую опору из воспоминаний выбили у меня из-под ног, я быстро растерял ощущение настоящего времени и всякое умение с ним обращаться.