— Он сказал мне, что совершенно пустой. А эта дочь Франкенштейна наверняка не пустит без билета. — Ричи кивнул в сторону миссис Коул, билетера в театре Аладдина с незапамятных времен; крашеные волосы этой особы до того истончились, что просвечивал скальп; отвислая губа служила отличной рекламой для помады цвета перезрелой сливы; щеки неумеренно нарумянены, брови подведены черным карандашом. Миссис Коул слыла демократичной: она в равной мере ненавидела всех детей.
— Дьявол, уже пора, но нельзя идти без него, — с тоской озирался Ричи. — И куда он запропал?
— Купи ему билет; мы можем подождать в фойе, — предложила Бев. — Когда он придет…
Бен в это время как раз заворачивал за угол. Он торопился, и брюхо под свитером ходило ходуном. Ричи он заметил сразу и приветственно поднял руку; но затем заметил рядом Бев и… рука застыла в воздухе. Он еще не понял, как ему расценивать эту неожиданность. Рука наконец упала, и парень медленно поплелся к ребятам.
— Привет, Ричи. — Он бросил краткий взгляд на Бев, опасаясь, что покраснеет как рак. — Привет, Бев.
— Здравствуй, Бен, — ответила девочка, и между ними двумя повисло молчание — свидетельство не взаимной неловкости, а скорее серьезного контакта. Ричи слегка кольнуло, что эта незримая ниточка, образовавшаяся между ними, никак не затрагивает его, напротив — исключает.
— Салют, Копна! — вымолвил он. — Я уж было подумал, что ты на меня за что-то бочку катишь. Ну, эти кинишки сгонят с тебя лишний жирок. Еще поседеешь, старина. Тебе определенно пригодится провожатый до дома, чтобы не так заметна была дрожь в коленках.
Ричи подошел; они пожали друг другу руки. Увидев, что Бев ему улыбается, Бен обрел дар речи.
— Я уже был здесь, — объяснил он, — но пришлось уйти и подождать за углом: пришли эти парни.
— Какие? — на всякий случай поинтересовался Ричи, хотя и знал ответ.
— Генри Бауэрс. Виктор Крисс. Белч Хаггинс. И еще с ними…
Ричи присвистнул.
— Наверно, они уже в зале. Что-то я не заметил, чтобы они стояли за конфетами.
— Наверно.
— На их месте я не стал бы тратить деньги на кино, а просто стоял бы почаще перед зеркалом, — изрек Ричи. — Все ж экономия.
Бев расхохоталась, Бен лишь изобразил улыбку; мысли его были заняты Генри, который лишь начал на этой неделе доставать его, а ведь пообещал, что разделается. И Бен верил в это.
— Слушай сюда, — сказал ему Ричи. — Мы идем на балкон. А они наверняка сядут на втором или третьем ряду.
— Ты думаешь? — Бен был убежден, что Ричи все еще не вполне осознает опасность, которую представляет эта троица. Н-да, положение не сахар…
Однако Ричи, лишь слегка познакомившийся с кулаками Генри и его друзей-дебилов (серьезных столкновений ему удавалось избежать), знал гораздо больше, чем казалось Бену.
— Я бы не пошел, если бы не знал наверняка. Я люблю ходить в кино, Копна, но не стану ради этого
— Если они будут приставать, — вставила Бев, — мы попросим Фокси выставить их. — «Фокси» — так за глаза звали мистера Фоксуэрта, болезненного худого директора кинотеатра. Он был увлечен продажей конфет и попкорна, мурлыча под нос строку из псалма. В потертом смокинге и застиранной рубашке он сильно смахивал на агента похоронного бюро, знавшего лучшие времена.
Бен с сомнением переводил взгляд то с Бев на Фокси, то с Фокси на Ричи.
— Нельзя позволять им свободную охоту за тобой, ты согласен? — с ударением сказал Ричи.
— Конечно, — выдохнул Бен. В действительности он продолжал сомневаться, но присутствие девочки дисциплинировало. Не будь ее — он попытался бы уговорить Ричи перенести посещение кино на другой день, и зашел бы внутрь только в случае, если бы тот настоял. Но здесь
— Подождем здесь до первого звонка, — предложил Ричи. Он вдруг усмехнулся и хлопнул Бена по плечу. — Не дрейфь, Копна, — дольше проживешь.
Брови Бена выгнулись; он подавился смехом. Глядя на него, рассмеялись и Ричи с Бев.
Ричи подошел к кассе. «Синегубка» бросила на него угрюмый взгляд.
— Добрый день, леди, — входил Ричи в очередную роль. — Смерть как хочется три «тики-тики» на эту старую киношку.
— Кончай кривляться и говори что надо, парень! — рявкнула «Синегубка» в круглое окошко кассы, сопроводив это таким движением бровей, что Ричи не оставалось ничего другого, как просто протянуть в окошко доллар и сказать: — Три, пожалуйста.
Билеты вылетели из окошка; вдогонку за ними полетел четвертак.
— Не буянить, не сорить, не бегать по фойе и по залу!
— Хорошо, мэ-ем, — протянул Ричи, поворачиваясь к ребятам. — Поистине сердце тает, когда видишь таких любвеобильных старушек.