ОНО

Ричи вынул из заднего кармана марионетку на резинке и попытался «усыпить» ее. Ему доставляло определенное удовольствие «усыплять» игрушку, хотя порой на это уходило достаточно времени.

На полпути к театру его взгляд скользнул по девочке в бежевой плиссированной юбке и белой безрукавке, сидевшей на скамейке перед аптекой. Девочка была занята чем-то, издалека похожим на фисташковое мороженое. Волны рыжих волос рассыпались по плечам. Ричи был знаком лишь с одной особой, имевшей такой колер: Беверли Марш.

Бев нравилась Ричи. Можно сказать даже «очень нравилась». Но не как особа противоположного пола. Его восхищала манера девушки держаться (и он подозревал, что не одинок в этом; Салли Мюллер и Грета Бови тихо ненавидели Бев именно за это; глупые обезьянки не могли взять в толк, что это всасывается с молоком матери и никак не связано с проживанием в трущобах Лоуэр-Мейн-стрит; принцесса и в Африке принцесса), ее естественность и неплохое чувство юмора. К тому же у нее, как правило, водились сигареты. Вообще-то для Ричи она была «отличным парнем». И тем не менее раза два он задавался вопросами, какого цвета у нее могут быть трусики при столь, в общем-то, бедном гардеробе, — для дружеских отношений весьма нескромно.

И все же, заключал Ричи, Бев чертовски хороша.

Приблизившись к скамейке, на которой Бев поглощала мороженое, Ричи поправил воображаемый пояс, прикоснулся к воображаемой шляпе и… вообразил себя Хамфри Богартом. Добавив к этому необходимый Голос, он становился им — так, по крайней мере, ему казалось. (Со стороны же это был голос Ричи Тозье с небольшим акцентом.)

— Привет, моя сладкая, — сказал он, скользнув на скамейку рядом с Бев и посматривая на дорогу. — Похоже, ждать автобуса бессмысленно. Наци отрезали путь к отступлению. Последний самолет будет в полночь. Ты полетишь на нем. Так надо! Ну… до встречи.

— Привет, Ричи, — откликнулась Бев, развернувшись к мальчику; на правой щеке тенью воронова крыла запечатлелся кровоподтек. Ричи еще раз позавидовал ее выдержке и… ему пришло в голову, что Бев действительно красива. Прежде он не задумывался над вопросом, могут ли быть красивые девушки вне кино. Теперь понял: могут. Пожалуй, именно этот «фингал» заставил Ричи оценить по достоинству красоту Беверли, именно его инородность, неуместность подготовили почву к тому, чтобы мальчик обратил внимание на все остальное — глубину серо-голубых глаз, естественную яркость губ и молочный цвет по-детски гладкой кожи. Вокруг носика Бев рассыпались крохотные брызги веснушек.

— Что-нибудь не так? — дерзко вздернув головку, поинтересовалась Бев.

— Да, моя сладкая. Ты позеленела как лимбургский сыр. Но ничего, когда мы выберемся из Касабланки, ты пройдешь курс лечения в нашем лучшем госпитале. Твоя красота вернется к тебе, клянусь мамой.

— Пряник ты, Ричи. Хамфри Богарт говорит совсем по-другому. — Бев тем не менее улыбнулась.

Ричи придвинулся к ней.

— Ты в кино пойдешь?

— Денег нет. Покажи свою игрушку.

Ричи сунул марионетку ей в руку.

— Только верни потом. Ей время спать.

Как только ее пальцы скользнули к резинке, Ричи поправил очки жестом, который переводился однозначно: «ни фига себе!» Вывернув ладонь, Бев закрутила марионетку вокруг указательного пальца. Резинка вскоре намоталась, и марионетка замерла. Легкое движение пальцев — и она вновь ожила.

— Ну ты смотри! — восхитился Ричи.

— Проще пареной репы, — заявила девочка, продемонстрировав ту же операцию за еще более короткий срок.

— О, прекрати, — поморщился Ричи. — Ненавижу показуху.

— А если так! — озорно склонила головку Бев, вращая марионетку в другой плоскости. Остановив игрушку, она вернула ее Ричи и села на место. У Ричи отвисла челюсть.

— Закрой рот — муха залетит, — не удержалась от смеха Бев. Ричи последовал совету, громко лязгнув зубами.

— Да, напоследок у тебя потрясно получилось. Мне самому такое удавалось лишь дважды.

Дети потихоньку двигались к кинотеатру. Прошли Питер Гордон с Марсией Фэдден. Вероятно, они вышли вместе; Ричи счел, что им удобнее ходить вдвоем, поскольку шпаны на Уэст-Бродвее, где они жили, хватало всегда. Несмотря на свои двенадцать лет, Питер Гордон уже вполне созрел как мальчик, о чем свидетельствовали многочисленные угри на лице. Иногда его видели в компании Бауэрса, Крисса и Хаггинса, но сам по себе реальной угрозы он не представлял.

Заметив сидящих на лавке Ричи и Бев, он заорал:

— Тили-тили-тесто…

— …жених и невеста, — с заливистым смехом докончила Марсия.

— А это видела? — Бев сделала неприличный жест в ее сторону. Марсия смущенно отвернулась; ей не верилось, что Беверли Марш может оказаться столь непристойной. Гордон обнял ее и бросил Ричи через плечо:

— Позже поговорим, четырехглазый.

— Отцепишься от юбки — поговорим, — без выражения ответствовал Ричи. Беверли, содрогаясь от смеха, слегка привалилась к Ричи. Прикосновение Бев вовсе не было ему неприятно.

— Парочка ничтожеств, — процедила Беверли.

— Н-на, штанишки Марсии должны благоухать розовой водичкой, — глубокомысленно изрек Ричи. Беверли чуть не задохнулась от смеха, успев проговорить: