Она трижды прокляла его в мыслях, но чертов Малфой даже не дрогнул.
— Да что с тобой не так? — прошипел он. — Несколькими минутами ранее тебе мои прикосновения нравились. А сейчас пытаешься обвинить меня, после того, как я увидел эту дрянь? — он с омерзением кивнул в сторону злосчастной бумажки. — Что ты скрываешь?
— Ты — чертов идиот! — ее щеки гневно запылали. — Я думала, ее послал мне… — она прикусила язык, проглотив громкое «ты», и заметила на лице Драко вопрос, почти догадку. Еще секунда, и оно могло перевоплотиться в понимание, чего Гермионе совсем не хотелось. — Я думала, у того, кто ее послал, по крайней мере хватило смелости пригласить меня лично, открыто, как поступают все нормальные люди!
Он наконец отпустил ее, отступил на шаг.
— Значит, теперь ты обвиняешь меня в ненормальности? Не удивлюсь, если ты уже составила детальный список с кандидатами, упорядочила его и записала столбиком все плюсы и минусы. На каком я месте, Грейнджер? Предпоследнем? Вписала меня сразу после недоумка Уизли?
— Тебя там вообще нет, — заявила Гермиона, дрожа от злости. — Ты самый несносный, бессовестный, бездушный придурок из всех мне известных!
— А ты непомерно сложная, упрямая ведьма с неизлечимым синдромом отличницы!
— Бедняжка, — жалостливо протянула Гермиона. — Может, попросишь Макгонагалл освободить тебя от моего дотошного общества?
— Может, и попрошу!
— Вот и убирайся! — крикнула она, указав рукой на дверь. — Хоть к ней, хоть к Гринграсс — мне все равно!
— С удовольствием, — прошипел он ей в лицо. — Лишь бы подальше от тебя!
— Ну и отлично! — Она отвернулась от его злобного взгляда.
— Прекрасно! — Он зашагал прочь.
Гермиона вздрогнула, расслышав хлопок массивной двери, приобняла себя за плечи, безуспешно сражаясь с подступающими слезами. После чего направила волшебную палочку на злосчастное послание и произнесла:
— Инсендио!
***
— Инсендио!
Заклинание уничтожило последний декоративный цветок на стене слизеринской гостиной, но злость Малфоя ничуть не стихла. Пожалуй, спали он всю безвкусную мишуру, развешенную им же по замку, а следом и таинственного поклонника чертовой Грейнджер — все равно не поможет.
Мерлин знал, о чем думала эта упрямая ведьма, она избегала его весь вчерашний день и утро, наполненное предпраздничной суетой и невыносимой головной болью от похмелья. У Драко имелось достаточно свободных часов, чтобы взвесить ее слова, брошенные в гневе; вспомнить то, какой уязвленной, расстроенной она выглядела после. И он думал, анализировал. Только не мог понять. Разобраться тогда, сразу, ему мешали злость и всепоглощающая ревность, сейчас — невозможность спросить напрямик.
Грейнджер старательно избегала выходить на человеческий контакт, так что оставалось строить туманные предположения, среди которых, если и крылся смысл, то ускользал под гнетом злости. И чего-то липкого, напоминающего сожаление. Не к чему-то конкретному. Скорее, в целом.
Если подумать, в последнее время близость Гермионы стала настолько естественной, что он в каком-то смысле забыл, как обстояли дела месяцем ранее и как пусто было в комнате по утрам. Особенно когда его спальня все еще пахла ею. Простыни, одежда, общая гостиная… Кажется, запахом карамели пропитался весь замок и окружающий лес.
Поэтому Драко чувствовал себя так, как если бы его ограбили.
Еще одно заклинание слетело с его волшебной палочки и сбило со стены крылатое чудовище, угрожавшее ему стрелой.
Грейнджер не имела никакого права заканчивать все так бездарно. Или выглядеть столь уязвленной из-за собственных глупых выводов. И, возможно, не смотри она с таким разочарованием, он бы нашел что сказать. Может, смог бы объяснить, как сильно она ошибалась насчет него, Гринграсс и всего остального. Кто знает, не исключено, что тогда не пришлось бы сидеть одному за день до Дня всех влюбленных в опустевшей гостиной и обстреливать заколдованных амуров.
Хорошо хоть рядом не было никого, кто мог оценить масштабы его морального падения…
Будто привлеченная его неосторожными мыслями, дверь слизеринской гостиной открылась, впустив Пэнси: с искренне-счастливой, в то же время самодовольной улыбкой на губах. В руках она держала огромный букет из длинных красных роз, чарующее благоухание которых заполнило собой все подземелье. Если как следует приглядеться к цветам, еще можно заметить коробочку с темным шоколадом и клочок розовой бумаги.
Драко едва не задохнулся от недовольства.
— Что с твоим лицом? — брезгливо поинтересовалась Паркинсон, не переставая при этом излучать сокрушающие волны счастья. — Можно подумать, ты с самого утра целовался с толпой дементоров.
— Если бы, — пробурчал Малфой, отведя затравленный взгляд к камину.
И даже не успел запротестовать, когда Пэнси, к его ужасу, присела рядом, удобно устраивая на нем благоухающий букет.
— Я заинтригована. — Она пристально уставилась в его глаза.
— Вообще-то, это личное. — Он хотел отстраниться, но тяжелые розы, лежавшие прямо на его мантии, не позволили.