Онича

Марима вела May сквозь толпу. Потом они вдруг оказались в самом сердце праздника. На пятачке утоптанной, затвердевшей земли плясали мужчины, их тела блестели при свете костров. Это были молодые парни, длинные и худощавые, в одних лишь изодранных шортах цвета хаки. Они топали пятками по земле, раскинув руки в стороны, выпучив глаза. Марима оттащила May и Финтана подальше от круга танцоров. Бони исчез в толпе.

Стоя у стены дома, May и Финтан смотрели на плясунов. Плясали и женщины, неистово крутя головой, пока все не поплывет перед глазами. Марима взяла May за руку. «Не бойся!» — крикнула она. Втянув голову в плечи, May жалась к стене, чтобы остаться в тени. И вместе с тем не могла отвести глаз от танцующих посреди костров. Ее внимание привлекли мужчины, которые устанавливали на площади столбы. Между двумя столбами натянули длинную веревку. У одного из столбов была развилка наверху.

Барабаны не смолкали. Но гул толпы мало-помалу стих. Обессиленные танцоры попадали на землю. May хотела заговорить, но горло сдавило непонятное беспокойство. Она еще сильнее стиснула руку Финтана, чувствуя за спиной земляную стену, еще теплую от солнца. Увидела, как на каждый столб что-то подняли, и подумала сначала, что это большие тряпичные куклы. Но силуэты начали двигаться, танцевать, сидя на веревке верхом, и она поняла, что это люди, мужчины. Один — в длинном женском платье и с перьями на голове. Другой — голый, размалеванный желтыми полосами и белыми точками, в деревянной маске с большим птичьим клювом. Удерживая равновесие на веревке, свесив длинные ноги в пустоту, они стали сближаться, извиваясь в ритме барабанов. Под ними собралась толпа, испуская странные крики, призывы. Двое мужчин казались фантастическими птицами. Откидывали голову назад, разводили руки, как крылья. Птица-самец тянулась клювом к птице-самке, а та отворачивалась. То отскакивала, то подбиралась поближе среди смеха и криков.

Что-то могучее притягивало May к этому зрелищу, танцу человекоптиц. Музыка барабанов отдавалась теперь внутри нее, вызывая головокружение. Она была в самом сердце таинственного рокота, который слышала с самого своего приезда в Оничу.

Причудливые птицы танцевали перед ней, повиснув на веревке в свете луны, крутили масками с удлиненными глазами. Их движения стали похотливыми, потом они вдруг словно затеяли драться. Зрители вокруг тоже плясали. May дивилась блеску их глаз, крепости неутомимых тел. Посреди площади колыхалась завеса пламени, мужчины и дети с криками прыгали сквозь огонь.

May была так напугана, что едва могла дышать. Ощупью вернулась к стене дома, ища глаза Финтана и Мариму. Музыка барабанов все гремела. Невероятные птицы соединились на веревке, образовали гротескную чету, свесив непомерные ноги. Потом медленно соскользнули вниз, и толпа унесла их.

May вздрогнула — кто-то взял ее за руку. Это была Марима. Финтан стоял рядом. May хотелось плакать, она устала.

— Пойдем! — сказала Марима. И вывела May из деревни на дорогу, которая шла вверх через высокую траву.

— Они умерли? — спросила May.

Марима не ответила.

May не понимала, почему все это так важно. Ведь это всего лишь игра в лунном свете. Она думала о Джеффри. Чувствовала, как к ней возвращается лихорадка.

* * *

Джеффри совсем близко к озеру жизни. Вчера он видел монолиты Акаванши на берегу Кросса, возвышающиеся в траве подобно богам. Вместе с Окаво приблизился к базальтовым глыбам. Казалось, они упали прямо с неба, вонзившись в красную грязь реки. Окаво сказал, что они были доставлены из Камеруна силой великих колдунов Аро-Чуку. Один из камней высокий, как обелиск, метров девять, быть может. На обращенной к закату стороне Джеффри узнал знак Аниану, око Ану, солнца, необычайно расширенный зрачок Ус-ири, несомый крыльями сокола. Это знак Мероэ, последний знак, начертанный на людских лицах в память Хонсу[54], юного египетского бога, который носил на своем челе изображения луны и солнца. Джеффри вспоминает слова «Книги мертвых», переведенной Уоллисом Баджем; он может произнести их по памяти вслух, как молитву, заставляющую трепетать недвижный воздух: