Алистер берет такси и едет на Чепел-стрит. В прошлом Брайан дважды звонил ему, оба раза по воскресеньям, и предупреждал, что хочет наложить на себя руки. «Алистер, с меня хватит. Звоню попрощаться». Оба раза Алистер приезжал к нему, а Брайан возмущался: «Ну что за дурь?! Я просто захандрил. Оставь меня в покое». Алистер приезжает на Чепел-стрит. Джоан уже вызвала врача. Врач плечом высаживает дверь. Следом за ним Алистер входит в спальню, видит Брайана в кровати. «Казалось, он просто спит, но я сразу же понял, что он мертв. Меня захлестнула волна неописуемой боли».
Врач говорит: «Он умер».
Алистер цепенеет. Все кругом, да и он сам тоже, словно бы замедляется. Он оглядывается. По одну сторону кровати — стопка корреспонденции, по другую — тарелочка с тремя шоколадными печеньями. На полу стакан и ополовиненная бутылка лимонной газировки. На прикроватном столике — восемь пузырьков таблеток. «Он жил на таблетках: таблетки, чтобы проснуться, таблетки, чтобы уснуть, таблетки, чтобы радоваться жизни, таблетки, чтобы успокоиться, таблетки от несварения желудка». Все пузырьки полные, закупоренные. Пустых нет.
Алистер вместе с врачом осматривают комнату. Записки нет, нигде ничего не потревожено. Все в полном порядке. В ящике стола Алистер находит косячок и прячет его в карман брюк. Затем они с врачом спускаются вниз. Алистер сообщает Джоан о смерти Брайана. Врач звонит коронеру. Алистер собирается с духом и звонит брату Брайана, Клайву.
— Ты врешь. Ты все врешь, — говорит Клайв и бросает трубку.
Психиатр, доктор Джон Флад, ставит Брайану диагноз «бессонница, ажитация, тревожное расстройство и депрессия». Брайан ложится в рохэмптонскую лечебницу «Прайори». Там его примерно на неделю погружают в индуцированный сон.
После этого к Брайану устремляется поток посетителей. Он принимает их раздраженно, с легкой паранойей, но изредка испытывает эмоциональную разрядку.
Роберт Стигвуд и Нэт Уайсс пришли к нему обсудить дела, но тут в палату вносят огромный букет. Брайан читает послание на открытке. Оно от Джона: «Ты же знаешь, что я тебя люблю. Правда люблю». Брайан не может сдержать слез. Посетители выходят в коридор. «Он не в своем уме», — говорит Стигвуд.
Пол пишет Брайану четырехстраничное письмо, милое и неловкое сочетание увещеваний и слов поддержки: «Твоя САМАЯ БОЛЬШАЯ БЕДА В ТОМ, ЧТО ТЫ ВОСПРИНИМАЕШЬ ВСЕ СЛИШКОМ СЕРЬЕЗНО!» Из газеты он вырезал заголовок — «КОГО ЭТО ВОЛНУЕТ?» — и приклеивает его на третью страницу, приписав от руки: «Многих. Друзей. Тебе пора к ним прислушаться». Заканчивает он письмо так: «ДУМАЙ О ХОРОШЕМ, выше нос и поскорей поправляйся».
Битлы просят Питера Брауна привезти в лечебницу портативный проигрыватель и пробную запись нового альбома. Брайан сидит на кровати и впервые слушает «Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band».
Поведение Брайана становится все более неровным. Некогда пунктуальный, он теперь редко приходит вовремя. Отменяет встречи в самый последний момент. На самих встречах с трудом представляет, о чем идет речь, цепляется к мелочам и устраивает из-за них жуткие сцены, с криками и воплями: «Почему это не сделано?!!»
Брайан остановился в манхэттенском отеле «Уолдорф тауэрс». Ему пора ехать на радио, давать интервью Мюррею Кею Кауфману на «WOR-FM», но тут к нему приходит Нэт Уайсс и замечает, что Брайан говорит с большим трудом. Выясняется, что он принял горсть таблеток пентобарбитала и собирается проглотить еще. Уайсс силой отбирает у него пузырек и выбрасывает в окно. Потом заставляет Брайана выпить побольше кофе и, по его же настоянию, везет на радио.
В студии Уайсс не отходит от него ни шаг, следит, чтобы он не упал. Несколько минут Брайан что-то лепечет, а Мюррей заполняет эфир диджейской болтовней. Но вот стимуляторы начинают действовать, и Брайан оживает.
Всякий раз, приезжая на Манхэттен, Брайан в одиночестве усаживается в салон лимузина и велит водителю покатать его по Центральному парку, а сам достает из серебряного портсигара косячок, скрученный одним из помощников. Он просит, чтобы в машине постоянно играла одна и та же песня — «It’s the Same Old Song» группы
Обычно Брайан волнуется за битлов, но на этот раз все наоборот.
— Эппи совсем плох, — говорит Джон другу Питу. — В башке у него бардак, и мы за него боимся. — (Причины для опасений и профессиональные, и личные.) — Мы ни хера не знаем, как с этим бороться. Наверное, нам пора с ним расстаться, вот и все.
Джон ставит пленку. Запись на ней Пит позднее описывает как «звуки, в которых едва опознается человеческий голос: стоны, сопение, визг, какое-то бормотание, в неразборчивых словах нет никакого смысла».
Пит спрашивает, кто это.
— Брайан, — отвечает Джон. — Для меня записал, у себя дома. Не знаю, зачем он это прислал… сказать что-то хочет. А что — хрен поймешь. Он как будто больше не способен с нами нормально общаться.