По просьбе Ринго и Морин интерьерами занялся Кен Партридж, декоратор Брайана Эпстайна. Предполагалось, что он управится за месяц, пока битлы снимают «Help!». Когда Ринго вернулся, в гостиной первого этажа, обклеенной синими муаровыми обоями, красовалась ультрасовременная мебель — белые кресла, столы и диваны обтекаемых форм, все по последнему писку моды. Повсюду шелковые драпировки и зеркала в потеках свинца; завершала модный интерьер спальня в первом этаже с примыкающей к ней розовой туалетной комнатой с ванной в полу.
Ринго удовлетворил свое пристрастие к всевозможным электронным новинкам: уйма телевизоров, сигнализация от воров и проигрыватели. Гости вспоминают о телефонах «чуть ли не на каждом шагу», а ярко-красный телефон в хозяйской спальне соединялся напрямую с Брайаном Эпстайном.
Через несколько дней после того, как Старры въехали в квартиру, у дома номер 34, к возмущению жильцов, стали собираться толпы поклонниц. К августу жалобы поступали уже из посольства Швейцарии, по соседству с домом Ринго; фанаты бесцеремонно разрисовывали стены посольства граффити, по большей части непристойными. «Вид совершенно неприглядный, — объяснял пресс-атташе посольства. — Наш шофер, француз, сражался на фронтах Первой мировой, но говорит, что и в окопах не слыхал слов, какие употребляют эти молодые люди». В июле Старры переехали в «Санни Хайтс» в Уэйбридже, сдав квартиру на Монтегю-сквер Полу, который тогда жил у Эшеров на Уимпол-стрит и подыскивал себе студию для работы. Для этой цели он занял гостиную цокольного этажа, а в спальне поселил своего звукоинженера, Иэна Соммервиля.
В те беспечные дни квартира быстро стала местом модных тусовок, на которые регулярно заглядывали такие известные личности, как Джон Данбар, Барри Майлз, Кристофер Гиббс и Роберт Фрейзер[811]. Здесь почти постоянно находился любовник Соммервиля, Уильям Берроуз, сухопарый американец, писатель авангардистского толка, автор романов «Джанки» и «Голый завтрак». Тогда за ним еще тянулась дурная слава, из-за несчастного случая, которым окончилась дурацкая забава на одной из попоек. В 1951 году в Мексике он уговорил свою жену, Джоан, поставить себе на голову стакан и со словами: «Пора бы нам сыграть в Вильгельма Телля» — выстрелил из пистолета тридцать восьмого калибра. К сожалению, прицелился он плохо, и Джоан упала замертво. В наступившей тишине один из гостей заявил: «Билл, по-моему, ты ee грохнул».
Гибель Джоан ничуть не повредила репутации Берроуза, а, наоборот, лишь подчеркнула его образ сорвиголовы от литературы. С тех пор он стал неумолчно рассуждать о своих мескалиновых глюках, чем вызывал безудержный интерес в кругах модной молодежи.
Берроуз предпочитал творить методом «нарезки», буквально выстригая из газет и книг слова и фразы, а затем произвольно составляя из них предложения, дабы — по словам одного энтузиаста — «создать совершенно новый текст… и вскрыть тайный смысл вещей». На деле же получалась совершенная белиберда: «Шоу-бизнес старой мамаши Хаббард полез в шкаф достать ковбойские сапоги собаки в семье известно когда он сказал вырубили свет после Рождества в поганом бандитском притоне для собак сапогом пинали пьяного полицейского». Берроуз оказал значительное влияние на Джона, особенно это заметно по таким песням, как «I am the Walrus» и «Happiness is a Warm Gun»[812]. В благодарность битлы поместили Берроуза на конверт альбома «Sgt. Pepper».
Он часами торчал в доме на Монтегю-сквер, экспериментируя с «музыкальными нарезками» и «записями снов» на магнитофоне «Ухер». Хоть Пол и не был с Берроузом на одной волне, но с удовольствием пускал его к себе. Впоследствии Берроуз назвал Пола «очень приятным и располагающим к себе юношей. Он симпатичен и довольно трудолюбив».
Когда Пол приобрел особняк на Кавендиш-авеню, Ринго, самый нетребовательный из домовладельцев, предоставил квартиру на Монтегю-сквер Джими Хендриксу и Чесу Чендлеру[813] из группы
В июне 1968-го, после того как в «Кенвуде» обосновалась Йоко, на Монтегю-сквер перебрались Синтия с Джулианом. Спустя три месяца они поменялись местами с Джоном и Йоко, которой было скучно жить за городом.
Как и Джими Хендриксу, Джону и Йоко было наплевать на порядок и домашний уют. По словам одного из гостей, «они жили на шампанском, черной икре и героине». Об уборке и мытье посуды никто и не заикался.