В этом «дуэте» мужскую партию, безусловно, исполняла Эльза: смаковались её страстные объяснения в любви, истерики, их скандалы, расставания навек и примирения… Она не то что не стеснялась и не скрывала чувств, а выставляла напоказ, едва ли не гордилась ими, в многочисленных газетных интервью исповедуясь и признаваясь в своей любви. А когда надежда на взаимность была утрачена (она сделала Марии предложение не только спать, но и вести, как говорится, хозяйство вместе и даже, возможно, взять на воспитание ребёнка, но получила решительный отказ), то по-женски горевала.
«Дорогая Мария, — исходя ревностью, но с преклонением перед талантом и с чувством собственного достоинства писала Эльза Максвелл возлюбленной, — спешу пожелать тебе и Баттисте великолепного путешествия на борту восхитительной яхты с таким чудесным и умным хозяином, каким является Ари… Начиная с сегодняшнего дня наслаждайся каждым моментом своей жизни. Бери от жизни всё! Отдай всё, что ты можешь себе позволить отдать: вот путь, ведущий к истинному счастью, который ты должна найти в пустыне сомнений. Я больше не ревную тебя. Мои чувства к тебе перегорели. Я даже не хочу тебя больше видеть. Люди скажут, и они уже говорят, что ты хотела только использовать меня. Я категорически отрицаю это. То малое, что я для тебя сделала, я делала с открытой душой и от чистого сердца. Ты — великая и будешь ещё более великой…»
Лукино Висконти стал страстным обожателем Марии ещё в 1948 году.
«После каждого спектакля, — вспоминала певица, — он присылал мне неимоверное количество цветов. В какой-то момент я испугалась, решив, что этот человек — сумасшедший». Сам же Висконти в своих воспоминаниях признавался: «Каждый вечер, когда она пела, я брал ложу в театре. Скорее всего, я был похож на буйно помешанного, когда засыпал её цветами… Её жесты бросали нас в дрожь. Где она училась этому? Нигде; она сама их придумала… Она была такой прекрасной на сцене; мне нравилась её полнота, придававшая ей величавый облик Её нельзя было спутать ни с кем другим».
«Во втором акте, — в восторге писал Висконти после премьеры в Риме оперы Вагнера „Парсифаль“, в которой Мария исполнила роль волшебницы Карди, — она предстала почти обнажённой, едва прикрытой лоскутом прозрачного муслина. Столь соблазнительная картина заставила полностью забыть об импозантной полноте её тела: настоящая искусительница… Вокруг её головы был повязан тюрбан, который сползал всякий раз, когда она брала высокую ноту, и ей приходилось то и дело поправлять его…»
Висконти в нашей истории персонаж не главный. Но в жизни примадонны (а следовательно, и Онассиса) он сыграл, быть может, определяющую в отношениях с мужчинами роль, поэтому уделим великому художнику внимание.
К постановке оперы он впервые обратился в 1954 году, закончив съёмки кинокартины «Чувство», поглощённый творчеством Фёдора Достоевского и готовясь к экранизации «Белых ночей». (Картина «Le Notti Bianche» выйдет на экраны пару лет спустя, отчасти на деньги одной из судоходных компаний Аристотеля Онассиса, главные роли сыграют Марчелло Мастроянни, открытый Висконти для кинематографа, немецкая кинозвезда Мария Шелл и Жан Маре в роли принца на белом коне, о котором мечтает Наталья — Мария Шелл. Критики отметят, что «маэстро уходит от идеалов неореализма и создаёт романтическое произведение. Он перенёс действие в современный ему Ливорно и насытил ткань фильма лиризмом, вольной игрой фантазии, театрализацией… Повесть Ф. М. Достоевского открывала возможность бегства от действительности и создавала контраст между пробуждением к реальной жизни, где всё ничтожно, и тремя ночными часами, проведёнными с этой девушкой. Часами как бы во сне, вне реальности, как бы невозможными в обычной жизни».)
Итак, в 1954 году Лукино Висконти обратился к опере Спонтини «Весталка» в Ла Скала с Марией Каллас в главной роли (кстати, позже некоторые критики усмотрят в постановке «Весталки» и других спектаклей с Марией некую «достоевщину»).