Читаем Онассис. Проклятие богини полностью

— Но в Аристотеля невозможно было не влюбиться! — добавила она убеждённо.

— А вы с ним были близки? — наивно осведомился я.

— О-ла-ла, какая же женщина, карахо!.. — повторила Наталия слова Долорес Б. К., и бисер её уклончивого смеха смешался со снежинками, летящими, казалось, в тёмно-лиловое небо. — Скажу тебе, дружочек мой, одно: Онассис мог явиться только в Греции!

— Но миллионеры и миллиардеры рождались и в Англии, и во Франции, и в Штатах, и в Японии…

— Всё так. Но Аристотель Сократес Онассис другой, он — уникален. И мог явиться только в Элладе, поверь мне!

И с Наталией, и с шумными компаниями, и с чекистом Андреем X., и в одиночку я часто заглядывал в ту пору в мастерскую Глазунова, где звучал божественный голос Марии Каллас. Я переписал на портативный магнитофон две пластинки и слушал, слушал, слушал десятки, сотни раз, как когда-то записи Высоцкого и «Битлз», становясь фанатом, фаном, как стали потом говорить, великой гречанки. В западных журналах, коих в мастерской разбросано было множество, я прочитал, что дети Онассиса — Александр и Кристина — ненавидят Каллас. Для меня это было равносильно тому, как если бы кто-нибудь сообщил, что ненавидит… святую Марию.

Прочитав очерк о том, как Пьер Паоло Пазолини ставил фильм «Медея» с Каллас в главной роли (которая, теряя голос, уже брошенная Онассисом, почти уходящая, в картине не пела и вообще не произнесла почти ни слова), я принялся перечитывать древнегреческую литературу, которую на первом курсе с лёту сдал на «отлично», но теперь воспринимал многое не отстранённо, а чувствуя, что сам становлюсь едва ли не персонажем некоей древнегреческой трагедии.

Так или иначе, но визиты к Глазунову исподволь всё больше ассоциировались то ли с заграницей, красивой жизнью, роскошью и свободой вообще, то ли с темой Каллас — Онассис, а значит, и с его единственной бедовой дочерью… Порой возникало ощущение, возгоняемое амбициями и не в меру употребляемыми с друзьями-однокашниками горячительными напитками, что сама судьба влечёт меня к красивым гречанкам.

Как-то, будучи изрядно подшофе, я попытался ненароком выведать у Ильи Сергеевича, не с его ли подачи запутываюсь я в незримых таинственных сетях и не сулят ли они мне погибель. Но изъяснялся я, должно быть, настолько витиевато, что маэстро не понял или не захотел понять и заклял, перекрестившись на икону Пресвятой Девы Марии, полагаться не на судьбу, а на Бога. После чего улетел на этюды — в Ханой, на Соловки или в Буэнос-Айрес.

2

На Ареопаге Аристотель действительно задумчиво восседал. Он сам будет рассказывать об этом Марии Каллас во время круиза на яхте «Кристина». Он тогда ей всю свою жизнь будет рассказывать. А она, зачарованно глядя на звёзды и их отражения, волнующе покачивающиеся на густых чёрных волнах вместе с далёкими мерцающими огоньками шхун, — будет слушать, как «Одиссею».

Но это произойдёт через много лет.

«Я точно не из тех, кого надо подталкивать, — говорил Уинстон Черчилль, у которого Онассис многому научился и с которым, на склоне лет легендарного британского политика, даже подружился (если в принципе возможна была такая дружба). — На самом деле я сам — толкач».

Остаётся загадкой, как шестнадцатилетнему юнцу-греку удалось в Стамбуле, логове заклятого врага в то время — Турции, договориться с иноверцами и вызволить отца. (Подобных загадок в жизни нашего героя будет в избытке, и поныне кажется совершенно невероятным, что он смог договориться по той или иной теме, вопросу, — но иначе не стал бы Онассис тем самым Онассисом.) Юноша утверждал, что сумма выкупа составила 20 тысяч долларов. Отец не поверил. Кричал, что если это так, то сын явно переплатил за его свободу (чувство юмора, порой чёрного, Аристотель унаследовал от отца). Сократ подозревал, что Ари просто-напросто прикарманил львиную долю их семейных сбережений. Уже в Афинах, где у Онассисов по сути не было ни кола ни двора, напившись узо или раки (анисовой, виноградной водки), а после турецкой тюрьмы он здорово стал закладывать за воротник, отец оскорблял сына, грозил (подобно Тарасу Бульбе) прикончить его, которого породил.

— Денег я не крал, отец! — уверял Ари. — Простите, если что не так, но вас уже приговорили к расстрелу!

Но отец в ответ лишь матерился…

«Во время семейных ссор меня охватывало странное чувство собственной ничтожности, — скажет потом наш герой Марии Каллас. — Я пришёл к выводу, что найду своё счастье в далёкой стране».

Перебиваясь случайными заработками, Аристотель часами бродил по Афинам, вспоминая весёлые дни и ночи в Смирне, размышляя, как жить дальше. Однажды под вечер на Плаке, в старинном районе у подножия Акрополя, он зашёл в лавку древностей и разговорился с седобородым стариком-хозяином, которого звали Христосом.

Христос многое на своём веку повидал и пережил, бывал на Востоке, в Америке, в Австралии, матросом на торговых судах трижды обошёл вокруг света.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии