Онассис. Проклятие богини

— Это просто чудеса, фантастика — острова Эллады! — точно средиземноморская бабочка, порхала по просторной трапезной Глазунова Наталия. — Я была на Родосе, Крите, Санторини, Лесбосе! Была на Скорпиосе, острове Онассиса, действительно напоминающем с вертолёта, на котором мы летали с Кристинкой, силуэт скорпиона! Кипарисы, оливки, ореховые деревья, пляжи, белоснежные яхты, бассейны, дворец! Восхитительно! Рай, истинный рай на земле, хотя, конечно, Элладу нельзя назвать землёй в обычном понимании, это земля богов!

— Вы летали на вертолёте с Кристиной Онассис? — ошарашенно уточнил я.

— А с кем же? Это её остров! — отвечала художница. — Давала по её просьбе уроки рисования с высоты птичьего полёта! Она способная, но непростой человечек! Если уж про меня некоторые говорят, что крыша съехала, то о ней и говорить нечего — безумица, хотя порой даже более чем прагматична, даже страшно, как она там, в голове, всё моментально просчитывает и подсчитывает, но это редко с ней случается, всполохами молний!

— Вы подруги?

— Не знаю, есть ли у неё вообще подруги… ну, подружки, пусть так. Мы и внешне похожи, за сестёр принимали, одного роста, у Кристинки, правда, глаза тёмно-оливковые, и она, конечно, гораздо менее обширна, чем я стала теперь! Но в отличие от меня ей не нравятся греки, она считает их слишком примитивными и провинциальными.

— А отец?

— Отец для неё — настоящий Зевс! В этом мы тоже с ней едины!

— А ваши отцы были знакомы?

— Конечно! Но это надо у мамули спросить, наша общая подруга, знаменитая модельерша Ирочка Голицына их познакомила, кажется, в Швейцарии, мамуля всё помнит, а у меня в голове не удерживается то, что не впитала всеми фибрами душа!..

Очарованный безумно-восторженной Наталией, я попросил подарить мне одну из её греческих фотографий и выбрал ту, где она запечатлена почти обнажённой в позе прекрасно-беспечной богини на Ареопаге перед Акрополем. И, вглядываясь, вообразил на том же валуне, но полувеком ранее сидящим в позе роденовского «Мыслителя», сосредоточенного, обдумывающего свой жизненный путь молодого Аристотеля Сократеса.

Мы гуляли с Наталией по завьюженной старой Москве, она рассказывала о своих «папуле и мамулечке», о детстве, первой любви, а мне чудилось, что это та, другая, такого же роста, но более сдержанных форм и с тёмно-оливковыми глазами рассказывает. Мы ходили на театральные и кинопремьеры, вернисажи, в гости к многочисленным друзьям Наталии. Исподволь я расспрашивал её об Онассисе, мотивируя это тем, что молодые люди всегда интересуются, как стать миллионером. Она, по её словам, лично знакомая со многими миллионерами, весело и загадочно смеялась…

Однажды, на старый Новый год, из мастерской Глазунова она привела меня к пожилой испанке, жившей рядом, в Малом Кисловском переулке в огромной квартире. Испанку звали Долорес Б. К., она была ровесницей века и походила на Пассионарию, свою знаменитую пламенную соотечественницу и тёзку Долорес Ибаррури.

Эта Долорес много лет дружила с родителями Наталии. Куря одну за другой папиросы «Беломорканал», она рассказывала мне, что в первый раз эмигрировала из Испании с родителями в Аргентину, в Буэнос-Айресе работала телефонисткой в большой телефонной компании и близко знала тогда ещё совсем мальчишку Аристотеля Онассиса, не пропускавшего ни одной юбки и из-под полы приторговывавшего кокаином. Ухаживал ли он за ней? «О-ла-ла, какая же женщина, тем более испанка в этом признается, карахо! Он был дико темпераментным, но нежным, от его взгляда кружилась голова…»

В 1930-х годах она вернулась в Испанию, но при диктатуре генерала Франко вновь была вынуждена эмигрировать, уже с детьми — в Советский Союз, которому по гроб жизни будет благодарна, несмотря на нюансы (избежать ГУЛАГа ей не удалось, но знакомство с ним благодаря развенчанию культа личности было краткосрочным). С Аристотелем, конечно, никаких связей у неё больше не было, хотя ей сообщали, что он её разыскивал в Европе. И забыть его она также не сможет по гроб жизни, потому что был он неподражаем, ей думается, ни одна женщина, хоть раз с ним побывавшая, не сможет его забыть, но «Аристо сам себе подписал смертный приговор, предав богиню»…

Долорес Б. К. ставила на проигрыватель пластинки с танго, курила «беломорины», заходясь в хриплом кашле, попивала из фужера коньяк, ностальгически улыбаясь, пританцовывая, подпевая почему-то на баскском…

Когда мы с Наталией вышли под снегопад на Арбатскую площадь, я спросил, не от Онассиса ли, случайно, у Долорес Б. К. дети, уж больно шикарная квартира, антикварная мебель, посуда, картины, коллекция навах, которыми во время гражданской войны республиканцы резали франкистов, некоторые клинки даже со следами запёкшейся крови (как они попали в СССР?), говорящие о многом дорогие, музейного уровня, безделушки… Но Наталия лишь звонко рассмеялась и сказала, что некоторых испанских эмигрантов товарищ Сталин жаловал, особенно тех, которые вкупе с Пассионарней способствовали перемещению золотого запаса Испании в Советский Союз, что, впрочем, для некоторых не стало оберегом от репрессий.