- Ну, почти… там тоже о том, что понять и увидеть своими глазами очень сложно. О власти. – Алиса раскрывает один журнал. – Мне самой власть, как бы и не интересна, Я её в живую не видела ни когда, она меня тоже. Её как бы и не существует для меня. Ну… думаю можно сказать, что Я в неё не верю, как многие не верят в привидения. Это, наверное, как суеверие для многих людей, те, кто верит в них, тот и попадает под их влияние. – Алиса достаёт из стопки один старый политический журнал с большой красной надписью «Позорное клеймо американской «демократии»! Если это свобода, тогда что же тюрьма?». – Но бывает, что если взрыв большой, то и тебя задевает, - говорит она, внимательно всматриваясь в надпись.
- Что-то не так? – Беспокоится Ника долгому молчанию.
- Да нет, всё хорошо. Просто вспомнила о существование отца и Антошки. И вроде как их рядом нет, и вроде Я одна.
Алиса оставляет в стороне политические журналы и берётся за другие.
- А этот журнал мне один дед подарил - бывший муж нашей соседки. Я его не знала никогда, но он вроде на почте работал. Как то Я пришла к Зинаиде Аркадьевне позвонить, а у неё он сидит на кухне, чай пьёт, с такой большой почтальонской сумкой. Они кого-то бурно обсуждали, и Я зашла в самый разгар дебатов. Дед оказался таким прикольным, на коленки посадил, начал чаем поить с конфетами, шутки какие-то смешные рассказывал, потом достал из сумки вот этот журнал и сказал, что такого у меня точно нет, и был прав. Наверное, дед был каким-нибудь извращенцем, поди, любил с детишками заигрывать. Педофил несчастный. – Алиса пожимает плечами, и откладывает журнал со сказочными принцессами в самый низ картонной коробки. – Хотя, может Я и зря, на деда наговариваю, поди и нет его в живых уже. Мне было лет десять, а ему-то уже, наверное, все семьдесят. Бог его знает, старого.
- Ты печалишься из-за того что ты одна? – Нику не покидает эта мысль.
- А, ты всё об этом… Ну тут как сказать. – Девушка задумалась, рассматривая свои ногти. – Можно сказать и «да», а можно и «нет». Я не печалюсь тому, что Я одна, тем более что Я нихрена и не одна. И даже, если считать, что Я одинока, моё одиночество нисколько не печалит, скорее меня печалит то, что к этому одиночеству меня привело. Не люблю ругать симптомы не найдя болезни. – Алиса глубоко вздыхает. – А болезнь не под моей волей. Вот что меня печалит.
- Тебя печалит, что что-то не под твоей волей?
- Как бы это эгоистично не звучало, но да. Именно это меня и печалит. – Девушка поднялась с пола и подошла к окну, за которым светит уличные огни. – Сейчас объясню в чём дело. – Она поворачивается лицом к Ники и садится на подоконник. - Всё что мы имеем сейчас вокруг себя, это иллюзия. Всё есть иллюзии разных слоёв, материальные, осознанные, не осознанные, куча разных других иллюзий, но самые очевидные иллюзии, это иллюзии общественные, те, что несёт социум. Мы с тобой говорили об этом, но и ещё поговорим. – Алиса довольно потерла руки о плечи. – Власть есть иллюзия. Власть ни как то, что мы имеем в Кремле, в Белом Доме, в Ватикане, или на небе, власть, именно как сам по себе феномен. Однажды летом, Я сидела на балконе и плевалась в прохожих семечками, успехи были так себе и поэтому Я с большим интересом начала изучать своё тело. Тело, как тело, моё внимание привлёк только муравей, что полз у меня по щиколотке. Он в наглую, полз всё выше и выше, перебираясь через волоски, подступая к самой коленке. Я ему сказала «Хватит! Иди обратно!», а он не послушал меня и полз дальше. Тут Я осознала, что Я не имею над ним власти, абсолютно ни-ка-кой, - говорит она, разделяя слога. – Говоря, по сути, Я ростом с гору, во мне сила миллионов его братьев. Я есть Власть! Я есть Бог для его ничтожной маленькой души! Но Я не могу приказать ему двинуться назад. Какого чёрта? Я могу лишь толкнуть его в нужном мне сторону, могу подманить его сахаром, могу убить, в конце концов, но приказать, что-либо не могу. И это Я - всемогущий по сравнению с ним человек. Я осознала, что не имею над ним ни какой власти, Я имею лишь свою волю над ним. Я вольна сделать с ним всё что хочу, по праву своей силы, но ни как не властвовать. Так Я и поняла, что власть это иллюзия, которую легко развеять простым неподчинением. Не государства, не короли, не цари, не сам Бог никогда не имели власти, так как её просто нет, есть только их воля, делать что угодно со мной, с тобой, с ними. Только воля, рождающая подчинение путём страха, или желания.
- Так, что же тебя печалит?
- То, что моя воля, слабее тех, многих, кто волен сделать со мной, с моей семьёй, то, что есть сейчас. И буду ли Я смелой, не буду ли, Я подчинятся, ничего это не изменит. Хотя, хер там! Просто нужно научится, ни к чему не привязываться, и буду Я самая вольная среди вольных, - говорит Алиса, хлопая себя по коленке.
***
Через два дня. Утро.
- Алиса… Алис?
- Ум… Что? – Тяжело дыша, сознание Алисы выкарабкивается из тягучего болота утреннего сна.
- С Кешей что-то не то… - Ника сидит на корточках, прислонившись к стеклу огромного аквариума.