Она написала любовь

– О чем ты, Людвиг? За что тебе меня прощать, позволь спросить? За то, что у тебя все это время была любовница, которая едва не лишила меня жизни? За что я должна просить прощения у фрау Берты? За то, что ее сын украл мои деньги, а она пыталась меня отравить?

– Не начинай, Агата! Я надеялся, ты все осознала, пришла в себя! Я знаю, что нас развели. Вчера утром получил документы. Не понимаю, к чему весь этот фарс, дорогая, но… Считай, что ты отомстила! Сделала больно. Я страдал!

– Да, нас развели. Ты – Людвиг фон Лингер, я – Агата Энтин. Прощай, Людвиг. Я не держу на тебя зла. Искренне желаю счастья. Прощай.

– Но, Агата, я готов все вернуть! Ну… давай поженимся! Женщины любят красивые платья. Все будет по-прежнему. Обещаю!

– Не будет, Людвиг. Прошлого не вернешь. Я не смогу тебе доверять.

– Но ты сможешь редактировать мои книги! Нас ждет успех! Слава. Деньги! Подумай об этом, Агата.

– Так вот оно что…

– Да кого ты из себя строишь? Можно подумать, ты все это время…

– Не надо, Людвиг. Пожалуйста. Прощай.

И она ушла.

Людвиг фон Лингер смотрел на худенькую женщину в забавном маленьком цилиндре, прижимающую к груди толстую, увесистую папку. Чуть сгорбившись, женщина уходила все дальше, до тех пор, пока вовсе не растаяла в снежном вихре.

Погода портилась. Снег повалил стеной, подморозило.

Фон Бикк подошел к писателю. Все это время издатель прятался неподалеку и подслушивал в надежде, что эти двое все же договорятся.

– В такую погоду, Жоззи, надо сидеть у камина, попивая что-нибудь покрепче, так-то! Пойдем домой, девочка! Что, Лингер? Упустил? Поверь моему опыту, это серьезная потеря для нас. Но, думаю, она вернется. Деньги! Деньги, мой дорогой Лингер, решают все!

* * *

– Господин барон фон Гиндельберг к его величеству!

Звонкий голос адъютанта заставил вздрогнуть. Задремал он, что ли, ожидая приема бесконечно долгие – Эрик бросил взгляд на часы – три минуты?..

Высокие белоснежные двери с позолоченной лепниной в виде цветочных гирлянд медленно распахнулись – его величество принимал канцлера в рабочем кабинете.

– Доброе утро, господин барон, – Карл улыбнулся, – искренне рад вас видеть!

Должно быть, Эрик фон Гиндельберг за год отставки начисто растерял придворную невозмутимость, потому что в ответ на эти слова короля позволил себе усмехнуться.

Карл с укором взглянул на канцлера. Такого еще не бывало!

– Прошу прощения, – поклонился тот, взяв себя в руки.

Хотя… какая ему теперь разница? Остались считаные минуты, и все будет кончено. Завтра газеты известят о том, что у него случился сердечный приступ, следствие ишемической болезни, по причине которой он и ушел в отставку. Вспомнят заслуги перед отечеством. Попросить не трогать Агату? Проследить, чтобы все у нее было благополучно? Содержание? Карл не откажет ему в последней просьбе. С другой стороны – королю наверняка тяжело далось это решение. Стоит ли унижать друга тем, что он обо всем догадался? Лучше не стоит…

– Идемте завтракать, – вздохнул король. – Нам есть о чем поговорить.

Пока они шли через анфиладу комнат, Эрик думал о том, как отвык от всего этого: бесшумные слуги, тенью сопровождающие твое появление, торжественно распахивающиеся двери, тяжелые канделябры, витые, крученые свечи, немой укор во взгляде предшественников королевской династии с потемневших от копоти портретов и вечное, до зуда назойливое присутствие посторонних…

Как хорошо, что терпеть все это осталось недолго. Любопытно, отчего Карл тянул целый год с устранением бывшего регента, а потом и канцлера? Не решался? Выжидал подходящий случай? Возможно. Его можно понять. Будь он сам на его месте – ему тоже было бы… Хотя нет. Он бы не смог. Не смог. Наверное, поэтому он не король…

Барон бросил взгляд на Карла. Как-то тот осунулся и постарел… Постарел? Мальчишке же только двадцать один? Или двадцать два…

Синяки под глазами, землистый цвет лица. Надо вызывать Фульда и разбираться…

– Мы отзавтракаем в Ореховой гостиной, не возражаете? – ворвался в поток его мыслей голос его величества. – Кофе? Мне как раз доставили изумительный купаж.

– Как вам будет угодно, – отозвался барон фон Гильденберг, а про себя с раздражением подумал: зачем весь этот пафос? К чему? Прислали бы с вечера специального человека из отряда зачистки. Он ждал. Специально запер собак на другом конце дома, чтобы не пострадали.

Белый фарфор. Крошечные кофейные чашечки. Один глоток. Ему вдруг отчаянно захотелось не почувствовать горечи. Не из-за страха, нет. Просто… Он не почувствовал. Только облегчение, что все наконец закончилось. Не будет больше невыносимо болеть сердце за нее. Вот и хорошо…

Он откинулся на спинку кресла (какое неуважение к этикету) и устало прикрыл глаза.

– Господин барон?! Эрик?!!

– Что? – отозвался недовольно барон.

– Что с вами? Вызвать придворного врача? Может, Фульда?

– Ваше величество! – не выдержал подобного лицемерия отравленный. – К чему все это, Карл? Предложили кофе. Я, как и положено верному слуге, принял. Так зачем…

– Да. Как. Вы. Смеете? – тихо проговорил король. – Вы, которого я считаю старшим братом?! Вы, которого я отпустил отдыхать, хотя…