После этого случая мулла преисполнился к своему помощнику благорасположения и признательности, и его приязнь впоследствии сослужила мне добрую службу.
Прошел год. Я продолжал жить уединенно, виделся только с селянами, приносившими для починки старую сбрую или заказывавшими новую упряжь. Моим главным и чуть ли не единственным собеседником был сосед, Айдын. Я присаживался рядом на скамеечку и долго молчал вместе с ним, любуясь видом гор. Потом, слово за слово, словно первый весенний ручеек, по капельке вытекающий из-под снега, начинала завязываться беседа.
Впрочем, все было не совсем так гладко, как я рассказываю. Поначалу Айдын отвечал односложно или отмалчивался. Случалось, он поднимался со скамейки и ковылял домой. Ходил он с трудом, грузно опираясь на увесистую сучковатую палку. Похоже, ее просто отпилили от дерева, отломали ветки и отдали деду. Как-то раз я без долгих разговоров забрал у него эту палку, спилил сучки, заполировал древесину, высверлил в ручке небольшое отверстие и надежно запрятал в нем камею.
– Что это такое ты натворил? – с подозрением спросил Айдын, принимая от меня палку.
– Ничего, – простодушно ответил я, – немного пригладил вашу палку. Надеюсь, теперь с ней станет ходить легче.
Результат не замедлил себя ждать. Айдын встал, сделал несколько шагов и с удивлением поглядел сначала на палку, потом на меня. Затем, не сказав ни слова, двинулся к дому. Прежняя грузность исчезла, он уже не наваливался на палку всем телом, а ставил ее перед собой, словно нащупывая дорогу. Не дойдя до дома, он развернулся и пошел ко мне.
– Ты колдун? – спросил он, глядя прямо на меня.
– Нет! – возразил я. – Наша вера запрещает заниматься колдовством.
– Тогда слово знаешь. Я словно помолодел на десять лет.
С того дня Айдына будто подменили, из хороших знакомых мы превратились в близких друзей. Теперь наши беседы длились по несколько часов, ведь ни у меня, ни у старика не было никаких срочных дел. Дед охотно отвечал на вопросы, и все мои знания про жизнь в горах я почерпнул у него.
– Айдын значит «просвещенный», – повторял он. – А просвещенный это не тот, кто сам просветился, а тот, кто несет свет другим людям. И неважно, сколько там у него этого света, важно, что он щедро им делится.
Случалось, что во время разговора он надолго замолкал, приподняв голову и устремив взгляд на горы. Я терпеливо ждал, наблюдая, как в его глазах отражаются проплывающие над нами облака.
– О чем ты думаешь? – спросил я однажды.
– Я так долго живу, – ответил Айдын, – что пережил даже свои желания. Мое сердце опустело, словно горы зимой. В нем не осталось ни друзей, ни врагов. Ни любви, ни ненависти – голые склоны, покрытые снегом.
– Избавиться от злобы, простить врагов – это большое достижение, – сказал я.
– Никого я не прощал, – усмехнулся Айдын. – Я их просто пережил.
– О чем же думает человек с пустым сердцем? – спросил я.
– О смерти, – ответил Айдын. – Я думаю о смерти.
– О ней думают все, – сказал я. – Тем более люди твоего возраста.
– Думают, но не так, – произнес он после долгой паузы. – Большинство людей думает, будто смерть начинается в старости, когда тело стареет и не может бороться с болезнями. Лекарства перестают помогать, врачи разводят руками, и человек решает, что смерть заключила его в свои объятия.
– Разве они не правы? – делано удивился я, желая узнать, что думает об этом Айдын.
– Почти все люди мечтают спастись от смерти. Очень неразумное, детское желание. Тому, кто родился, предстоит умереть. По-другому и быть не может, так заведено. То, что началось, обязано завершиться. Если ты хочешь спастись от конца, ты обязан избежать начала.
– Что ты такое говоришь? – уже по-настоящему удивился я. – Объясни подробнее.
– Я не мастак беседовать на такие темы, – вздохнув, ответил Айдын. – Поговори с муллой, он тебе все подробно растолкует. Если сочтет тебя готовым.
Я побежал к мулле. Внутри у меня все дрожало от возбуждения. Впервые за годы поисков я напал на серьезный след.
– Зачем ты хочешь знать о смерти? – спросил мулла. – Тебе это знание ничего не даст.
– Но почему не даст? – удивился я.
– Потому, что ты не один из нас, – многозначительно произнес мулла и замолк. Мое сердце забилось, словно после долгого бега.
– Ну да, я еврей, а вы мусульмане. Но вы же, уважаемый мулла, и раньше об этом знали.
– Не о том речь, – сказал мулла. – Ты подступил к истинному знанию, и я обязан тебя предупредить.
– О чем?
– О том, что ты обязан молчать. И о том, что, узнав, ты переступаешь порог и становишься одним из нас. А это навсегда. Вот и подумай, готов ли ты.
– Готов, готов! – чуть не закричал я.
– Я знаю, что готов, – ласково ответил мулла. – Ты ведь не случайно оказался среди нас, не случайно остался в Кушкее, не зря стал моим помощником. Ты услышал зов Владыки гор и пришел.
– Кого-кого? – переспросил я.
– Владыки гор, настоящего хозяина мира.
– Но как же так, это ведь не совпадает с шариатом?
Мулла улыбнулся.