— Расслабься, — его хриплый шепот вызывает волну мурашек. Они мгновенно покрывают спину, грудь. Волоски на руках становятся дыбом от каждого нового прикосновения.
Их слишком много. Я утопаю в крепких и жадных объятиях. Они парализуют тело, которое становится мягче, податливее.
Я сама льну к широкой груди. Сгребаю в кулак светлую ткань футболки с размазанными отпечатками от красной помады на уровне пупка.
— Не могу, — обнимаю его шею. — Не могу, — шепчу в ответ. — Помоги мне.
Голос срывается. Шепот превращается в жалобный скулеж, и Андрей снова накрывает мои губы поцелуем. Жадным. Глубоким.
Пульс зашкаливает. Я удобнее устраиваюсь на его коленях, отдавая себе отчет в том, что он тоже на пределе.
Скольжу пальцами к пряжке ремня, но Андрей перехватывает мои руки, заводит их за спину, вынуждая опереться спиной на руль. Прилипнуть к нему лопатками.
Я распахиваю глаза. Ловлю его обезумевший взгляд и плавлюсь от одной только мысли о продолжении. Я на грани. Сегодня точно.
— Прелюдия закончена? — его бровь игриво ползет вверх, а я чувствую удар под дых. Грубый и очень болезненный толчок. Настоящее сваливается на плечи вперемешку с воспоминаниями.
То, как я начинаю себя ощущать… Хочется спрятать голову в песок.
За эти минуты я показала себя настоящую. Капитулировала и призналась, что хочу всего этого не меньше, чем он сам. Зачем?
Андрей ослабляет захват, а потом и вовсе отпускает мои руки.
Его грудь часто вздымается. Взгляд мечется по моему лицу. Хочется отвернуться.
Но, как только я пытаюсь это сделать, Андрей ловит мой подбородок пальцами, тянет на себя и снова целует. Снова заключает в порочный круг своих объятий, выбивая из меня последние остатки разума и выдержки.
Я чувствую подступающие слезы. Сегодняшняя ночь изрядно потрепала мои нервы. Я на пределе. Даже не представляю, сколько еще выдержу, прежде чем получу откат. А он будет. Истерика уже близко. Страх и осознание того ужаса, который мог бы со мной произойти, дышат в спину.
— Я не могу быть с тобой, — говорю громко. Слышу свой противный голос и крепко зажмуриваюсь. — Все это мы уже проходили.
— Я помню. У меня хорошая память, — обхватывает мои плечи.
Он встряхивает мое тело и вынуждает меня посмотреть ему в глаза.
— Но это ничего не меняет.
Его слова застревают в голове. Крутятся на повторе. Взгляд проникает под кожу, и я медленно киваю. Соглашаюсь со всем, что он сейчас скажет. Потому что устала бегать. Устала бояться. Устала прятаться.
Он давно показал, что с ним можно быть собой. Не нужно притворяться. Его не оттолкнут проблемы. С ним можно быть слабее и не стыдиться этого.
— Я это знаю, — растягиваю губы в полуулыбке. Как только я произношу это вслух, становится легче. Словно я отпустила частичку себя, что мучала мое сознание все это время.
Запредельное хочу и категорическое нельзя. А почему нельзя? Потому что все вокруг твердят, какой он плохой человек?
Но разве я лучше? В конечном счете подобное притягивается к подобному.
— Зачем ты мне сегодня позвонил? — обхватываю его руку, аккуратно дотрагиваясь подушечкой пальца до свежих ссадин на костяшках.
— Я тебя потерял. Просил же ждать меня и никуда не уходить.
— Просил, — податливо киваю, сосредотачивая взгляд на сбитой коже. — Откуда?
— Не важно.
Панкратов отстраняется, откидывается на подголовник, немного резковато выдергивая руку из моей ладони.
— Спасибо за подарок. Но я не могу его принять. Слишком дорого.
Андрей закатывает глаза и пересаживает меня на пассажирское сиденье. Всучивает свою куртку и заводит урчащий мотор.
Бросает беглый взгляд на часы и, кажется, матерится. Совсем тихо.
— Я отвезу тебя домой. Потом мне нужно будет уехать.
36
Андрей
Отвезти ее домой, проводить до дверей и уехать.
Так я думаю, пока не оказываюсь в эпицентре скандала. У Еськи нет ничего, кроме платья. Сумка и остальные ее шмотки еще в клубе забрала Бережная. Но, несмотря на это, она шарит рукой где-то сбоку, под косяком, и вытаскивает оттуда ключ.
— Припрятала с прошлого раза, когда забыла вещи в твоей машине, — поясняет.
Токарева уверенно отпирает замок и не менее уверенно переступает порог. Свет в прихожей зажигается сам собой, точнее, это делает ее мать, что стоит, уперев руки в боки.
Сразу вгрызается в меня свирепым взглядом, насквозь пропитанным желчью и презрением.
— Так это правда? — покачивает головой. Теперь уже смотрит на дочь. — Я же до последнего не верила. Думала, у папаши твоего язык без костей, вот и мелет всякую чушь! Ты посмотри на себя, на кого ты похожа? Как тебе не стыдно матери в глаза-то смотреть?! Вот, значит, откуда дороженный компьютер и…
— Мам, я…
Договорить она не успевает и почти сразу получает по лицу.
Пощечина. Хлесткая. Звонкая. На автомате тяну Еську назад. Она впечатывается в мою грудь и накрывает покрасневшую от удара щеку ладонью.
Я слышу ее громкое сердцебиение и не менее громкий выдох.
— Доченька, я…