«Смешно», – улыбнулся Басби, наблюдая за сценкой. Фотограф установил наконец аппарат, актрисе помогли взобраться на небольшой постамент – суть мизансцены заключалась в том, что госпожа Збарски и ее живописная героиня из «Ускользающей» зависают над морем – морем роковых страстей. Защелкал фотографический аппарат. Лидия медленно поворачивалась – вправо, влево, поднимала глаза к бесстрастному серому небу. А в нижнем, невидимом фотообъективу углу кадра продолжалась борьба с плакатом. Ветер тянул трепещущую ткань – и Лидию на нем – к себе, бестолковые ассистенты – к себе. И наконец тряпка вырвалась на волю! Фотограф завопил в голос. Ассистент, не удержавший веревку, развел руками. Лидия сначала не поняла, в чем суть суматохи, но, обернувшись, увидела: шквалистые порывы швыряли из стороны в сторону Вечно Ускользающую, смяли ткань в комок и снова распрямили в ковер-самолет, который сделал несколько плавных пируэтов над городской набережной. Казалось, нарисованная Лидия меланхолично подпевает полету. Раздались аплодисменты. Дальше, дальше в море уносилось ее удивленное лицо. Несколько мгновений – и то, что было грандиозным плакатом, превратилось в точку, которую – раз! – съел горизонт.
«Какой странный эпизод, какой странный парафраз», – думал Басби. Он стоял за афишной тумбой вне поля зрения. Сценка позабавила его – как раз из тех, что он сам любил придумывать для спектаклей: мир дробился на осколки, где отражались противоположности. Шипучая буффонада, которой только и жили старики Визги. «Старики» – им не было пятидесяти, когда загорелся фургон, размалеванный картинками из их собственной жизни. Папаша Визг баловался кистью и красками. Выписывал физиономию какого-нибудь зануды из первого ряда. Была еще летающая скрипка с крылышками. Лицо мамаши Визг в разном гриме. У Басби заныло в груди. Ну, что такое? Детская жалость к себе, клоунской сироте? Он наложил на нее вето десять лет назад, когда, вернувшись с Великой войны, узнал о катастрофе.
Он потер виски и снова посмотрел на Лидию. Та застыла на деревянном подиуме, не зная что делать, растерянная, обиженная и в результате никому не нужная: фотограф носился за неуклюжим помощником, пытаясь свести с ним счеты, тот уворачивался и вскоре пустился наутек по набережной. О скульптурной диве Збарски забыли. В сущности, она никогда не была живой ни для ассистента, парня из деревеньки над Ялтой, который перебивался с одной случайной работы на другую и в кино не ходил, ни для коротышки-фотографа.
Лидия присела на доски в ожидании, когда закончится скандал. Ей было холодно, но никто и не думал нести шаль. Шквалистый ветер и дождь, который серой стеной висел над морем и двигался в сторону берега, разогнал небольшую толпу зевак. Можно было бы расплакаться, но почему-то она почувствовала странное облегчение. Что ж – дива улетела. И вдруг…
Басби вышел из своего прикрытия, пересек дорогу, дав проехать двум автомобилям, к поднятым стеклам которых прижимались любопытные носы – так бы и щелкнуть по ним! – и подошел к Лидии.
– Вы? – в замешательстве пробормотала она.
Басби накинул на нее пальто и помог спуститься с подиума. В нем проснулась нежность – то ли из-за этой дурацкой клоунады, то ли… Непонятно, но ему не хотелось уходить.
– Чудо, что вы тут появились. Видели? Дива улетела, – грустно проговорила Лидия. – Это знак…
– Это знак, что вас ожидают новые непредсказуемые роли, – взялся успокаивать ее Басби. – Проводить вас на студию? Я без авто, но можно взять таксомотор. Ваших клоунов лучше оставить в покое, – он кивнул на съемочную группу, которая продолжала скандалить.
– Я соскучилась, – вдруг неожиданно прямо сказала она, поднимая на него печальные глаза.
Они отходили все дальше и дальше по опустевшей набережной.
– Тут мои нехитрые апартаменты, – Басби кивнул головой в сторону переулка, где стояла его гостиница. – На первом этаже неплохой бар. Немного коньяка вам бы не помешало.
Они перешли дорогу. У входа Лидия приостановилась, стала искать что-то в сумочке – достала темные очки. Они закрыли пол-лица.
– Я бы хотела отдохнуть. Хоть чуть-чуть. Закажите коньяк в комнату.