Веселый вечер только начинался. Отдыхающие, которых с каждым теплым весенним днем становилось на ялтинских улицах все больше, затеяли пародийную регату на лодках и катерах, и Басби поколебался, не взять ли и ему лодку? Однако кататься одному – как-то грустно. Он завернул в кафе, спросил у армянина кофе и коньяку. Залпом проглотил и то, и другое, и те же чертики, что сегодня толкнули к нему Лидию, заплясали у него в глазах. Собственно, кто сказал, что он должен кататься один? Он оглядел девиц, фланирующих вдоль парапета набережной, но ни одна не привлекла его внимания. Басби зевнул. Ну, значит, домой. И он двинулся к гостинице.
– Врунишка Басби, врунишка Басби, – напевал он в такт своим неровным шагам.
Глава VII Басби снова теряет сознание
Свернув в переулок, Басби увидел заведение с красными фонарями у входа. Знаменитые «Синие голоса». Славны отменным шампанским и тем, что, закрывая за собой дверь в номер, клиент каждый раз слышал «Боже, царя храни» в исполнении симфонического оркестра московской филармонии. Записанный на фонограф, гимн Российской империи транслировался в комнаты по специальным отводным трубкам. Постоянные посетители утверждали, что после этого испытывали совершенно необыкновенные ощущения. А к некоторым даже возвращалась мужская сила. Басби, который время от времени наведывался сюда, спросил как-то у хозяйки – почему, собственно, «Боже, царя храни»? И получил ответ: «Если бы к власти пришли эти грязные большевики, плакали бы мои «Синие голоса» кровавыми слезами».
В «Голосах» у Басби была прикормленная девица. Очень хорошо умела расслаблять. Что-то все время журчала, журчала. Он не слушал, но мгновенно успокаивался. Сегодня же хотелось и расслабиться, и взбодриться. Сцена с Лидией оставила неприятный осадок, и Басби хотелось смыть его с себя, как грязь. По-собачьи встряхнувшись, он энергично распахнул двери «Синих голосов» и через минуту уже не думал ни о ком, кроме ласковой девицы.
Домой Басби вернулся, как это часто бывало, после полуночи. От входной двери гостиницы у него давно был ключ – портье устал просыпаться ни свет ни заря, чтобы его впустить. Уже не один месяц Басби думал переехать – снять дом или квартиру. Но переезд – это же самум, смерч, надо перекладывать с места на место коробку с сигарами, надо, чтобы кто-то собрал в саквояж сорочки и пиджаки, не утеряв содержимого карманов. Безалаберный с виду, Басби очень ревностно и скрупулезно относился к тому, что происходило на любой, даже самой маленькой, сцене, а сценой он мыслил любое пространство, ограниченное тремя стенами, – даже собственный карман. И потом дом – это ведь хозяйство. Мало ему домового Сидни, так придется еще держать мажордома, горничную, садовника. Как вообще люди все это устраивают? Так что, несмотря на планы, из «Трех котов» он не трогался. Единственная уступка, которую Басби сделал комфорту, – перебрался из комнаты в апартаменты, состоящие из гостиной, спальни и ванной.
Басби предполагал тихо пройти к себе, но оказалось, что Сидни не спит. Дверь в его номер была распахнута, однако на приветствие приятеля он не откликнулся – глянул мутным взором и продолжил задумчивое путешествие по комнате, покачивая головой и шепотом разговаривая сам с собой. В центре комнаты стояла железная конструкция, похожая на громадные подсолнухи. На столе громоздился деревянный ящик. Басби заглянул внутрь.
– Похоже на макет помойки, куда выкинули рождественскую елку, – заключил он, увидев мигающие разными цветами лампочки и покачивающиеся усики проводков. Сидни остановился и глянул исподлобья, силясь понять, что имеется в виду. – И почему трясутся стенки этой волшебной бандероли – там что, спрятан кролик? – продолжал Басби.
– Rabbit? Тебье фсе смеяться! – неожиданно злобно вскричал Сидни. – Here, – он обвел руками гостиную, – йа рождать the new эпоха of movies! The sound must be громче! Сильно громче! – громогласно вопил Сидни. Из-за стены застучали. – Знать, how делать синхрон. The sound and a picture вместе. It’s не проблем. Я не знать, how делать громко. The sound тихо. Очшень тихо. Зритель не слышать, – Сидни потер голову, потом оттянул мочки ушей, будто пытаясь их увеличить, настроить на улавливание одному ему ведомых звуков. – Вот, listen! – он повернул рычажок на панели, прикрепленной к ящику.
Раздалось сипенье, хрип, повизгиванье, звонки. Басби, расположившийся в кресле со стаканом коньяка («Что за длинный путаный день, а теперь еще деревянный ящик, в котором живет заяц с ангиной») благосклонно кивал головой в несуществующий такт.
– Ти understand? Нужна голова. Если много, it есть better. Идея! Идея! Как делать усиливатель of the sound, – блеял Сидни. – We are the champions! «Нью Парадиз» из наш: наш павильонс, наш studies!
– Дался тебе этот «Парадиз», – бросил Басби, уходя в свою комнату.