Он и она минус он и она

– Знаешь… папа… – все же произнесла она слово, которое он хотел услышать. – Я ведь дочь своей матери, нелегко мне было пережить, когда Платон меня бросил. А наблюдая за ней много лет, я видела, как она мучается, потому что любила тебя, думаю, и сейчас… она ведь не вышла замуж, а знаешь, сколько у нее было возможностей? И не просто съехаться, а официально выйти замуж? Поэтому когда Платон снова появился, я, как истинный эгоист, не захотела повторять мамин путь, только Костю было жалко. Я очень виновата перед ним.

– Ничего, дорогая, случилось так, как случилось. Думаю, ты тут не при чем. Фатальность, она, видимо запрограммирована свыше. Марк! – позвал он, так как кто-то пришел и звонил.

– Я здесь, – появился Марк из кухни.

– Звонят. Сходи, узнай, кто там.

Всего несколько секунд отсутствовал Марк, вбежал он с вытаращенными глазами, отчего выглядел комично, однако новость принес далекую от комедии:

– Там… там следователь пришел!

Георгий Глебович с Камиллой вскочили с дивана, как по команде, он повернул дочь к лестнице, приказав:

– Быстро наверх. Забери Платона и на третий этаж…

– Там дедушкина зона, он не разрешает…

– Я сказал, быстро! Потерпит твой дедушка.

Камилла взлетела наверх, а он дал отмашку Марку, мол, впусти и уселся на место. Рука коснулась вязания, Георгий Глебович быстро затолкал его под диванную подушку, затем взял с кресла газету и положил рядом раскрытую, якобы до визита следователя читал. И ощутил себя полным дураком – вязание мог оставить кто угодно, та же домработница, а газета… какая разница, где она лежит? Решил нахмуриться, дабы придать умный вид своему лицу… Глупо.

Вошел симпатичный молодой человек, белобрысый и с торчащими ушами, но это его не портило, у него располагающее лицо, а это ничего не значит. Павел достал удостоверение, протянул раскрытым к хозяину особняка, представившись:

– Следователь Терехов Павел Игоревич… Что-нибудь не так?

Свой вопрос он задал потому, что Георгий Глебович та-ак смотрел на него, будто у Павла выросли рога и копыта. Ах, да! Следователи у бизнесменов вызывают шок, нервный тик, столбняк и прочие негативные эмоции…

* * *

В это время Камилла первой вбежала в зону деда, за ней вошел хмурый Платон. Кстати, на третий этаж в мансарду дед поднимался легко, уходил туда надолго и просил его не беспокоить, короче, никого не пускал, впрочем, никто и не рвался к нему. В мансарде солнечно, как на улице, где нет тени от деревьев, но кругом беспорядок, именно художественный без каких-либо подтекстов: рулоны бумаги, рамы, холсты, полки с принадлежностями для художников, незаконченные картины явно сохли. Из мебели диван, кресла, пара журнальных столиков. Глеб Егорович стоял у мольберта и наносил кистью короткие мазки, повернув голову в сторону вошедших, снова вернулся к своей работе, поинтересовавшись:

– Что вас занесло сюда?

– Следователь пришел к папе, нам велено спрятаться у тебя, – ответила Камилла, но, казалось, ее больше занимает мастерская и занятие деда. – Дедушка, что это?

– Что-что! – забрюзжал старик, вытирая тряпочкой кисточки. – Не видишь? Я здесь творю.

– Ты пишешь картины?!

– Я рисую картинки, хобби у меня такое. Чего стоишь? – бросил он Платону, который застрял у входа, прислонившись плечом к стене. – Падай, где понравится. Платон оттолкнулся от стены и неторопливо прошел к дивану, осмотрелся по сторонам, как бы оценивая мастерскую, только после осмотра уселся. К нему присоединилась Камилла, спросив деда:

– Значит, по всему дому развешены твои картины?

– Мои. Не нравятся?

– Что ты, очень нравятся. Я не думала, что это ты… рисовал.

Кинув кисти в ящик под мольбертом, он двинул к выходу:

– Пойду на разведку.

– Может, не стоит? – догнал его вопрос внучки.

Глеб Егорович не удосужился ответить, вышел, а Камилла прижалась к Платону, он тоже обнял ее.

– Почему ты такой унылый? – поинтересовалась она.

– Не могу сидеть без дела.

– Но ты же работаешь, ищешь…

– Ерунда вся моя работа, поиски. Эти двое как испарились.

– Значит, их нет в городе и области, они далеко.

– Похоже, и в стране нет. – Платон взглянул на Камиллу и спросил, словно она ответ знает: – Тогда кто застрелил Татьяну и Костю?

Выпрямившись, гладя его по щеке, она убеждала:

– Но ты же не знаешь все связи жены, как и я не знаю, с кем Костя конфликтовал, насолил кому-то, дорогу где-то перешел. С твоей Таней они вместе работали, наверное, у них были общие секреты.

– Она не моя, – буркнул Платон. – Давно не моя. Почему я не ушел раньше? Я же не выносил ее, не зависел от нее и терпел зачем-то. Зачем я терпел?

– Ты меня спрашиваешь?

– Нет. Рассуждаю, понять хочу себя.

Тряхнув головой, словно избавляясь от наваждения, он перевел внимание на Камиллу, провел пальцем по ее губам и прильнул к ним своими. После поцелуя предложил:

– Давай тихонько проберемся и послушаем?

– Подслушаем? – поправила его она.

– Пусть так.

* * *

Глеб Егорович, спускаясь по лестнице, слышал диалог сына и следователя, перед последним пролетом остановился, изучая нежеланного гостя, мало того, пугающего одним своим появлением.

– Вы Зарубин Георгий Глебович? – уточнил Терехов.