Он и Я

Знаю, что сама Карина в Федоровича безответно влюблена. Только поэтому не стала бы с ним связываться. Да и без того… Вроде высокий, статный, по всем параметрам привлекательный, но чего-то не хватает. Не привлекает.

– Тимура папа не одобрит.

– Ты как будто с ним советоваться собираешься, пфф… – прощупывает дальше сеструля. – Подвернется случай… Например, на следующей неделе хоккейный матч…

– Ой, прекрати, – отмахиваюсь, теряя терпение. – Знаешь же, что я тут непонятно на сколько в заточении.

– Настоящая принцесса.

– Ага.

– А Таир – дракон!

– Он тут при чем? – выпаливаю слишком взволнованно.

Щеки вмиг жаром опаляет.

– Ну, как? Он у вас на свой лад правила устанавливает, – с каким-то непонятным пренебрежением фыркает. – Как скажет, так Александр Дмитриевич и поступит.

Не желая вступать в бессмысленную полемику, отворачиваюсь и спешно натягиваю белье. Затем сдергиваю с полки яркие блестящие лосины и белую футболку.

– У тебя в этих штанах жопа огромная, – цыкает Каринка.

– Сбрендила? У меня идеальные 90-60-90, и лосины этого испортить не могут, – самоуверенно отмахиваюсь, но сомнениям все же поддаюсь. Становясь перед большим зеркалом, придирчиво оцениваю свои габариты. – Ничего лишнего.

– Как знаешь… – многозначительно бросает и отворачивается.

С детства такие трюки вытворяет, знаю ведь. А чуть не повелась.

– Пойдем уже, эксперт, – тяну ее из комнаты.

Добравшись до первого этажа, настороженно оглядываюсь. Все еще беспокоюсь и смущаюсь при мысли, что придется встретиться с Тарским. К счастью, такой возможности нам не предоставляется.

В гостиной находятся два здоровенных лба. Их внимания мы не удосуживаемся. Слишком увлеченно рубятся в карты. В кухне сидят еще два бритоголовых шкафа. Эти и вовсе безобидно выглядят, уминая под кофе и бесперебойную трескотню тети Люды сырники с медом.

Едва заметив нас, тетка командным тоном зазывает к столу. Не мнусь и нос не ворочу. В компании этих мужланов вполне спокойно завтракаем. Не приходится даже диалог поддерживать.

Управившись, взбегаем обратно на второй этаж и выбираемся на балкон. Выглянуло солнце, настроение чуть улучшилось. Перевешиваясь через балюстраду, срываю бутон красной плетистой розы, которая густо увивает стену и металлические поручни. Вкладываю в волосы. Улыбаюсь, когда Каринка за мной повторяет.

– Смотри-смотри, – шипит мне на ухо. – Таир идет. Хорош чертяка!

– Малышева, – шикнув на сестру, сама слюни распускаю.

Заставляю себя отвести взгляд, но моментально сдаюсь. Вновь жадно таращусь.

– Как думаешь, у него кто-то есть?

– Кто? – не понимаю, к чему ведет сестра.

– Жена? Невеста? Любовница?

– Конечно, нет!

– Конечно, есть!

Внутри меня волна протеста поднимается.

– Ерунда, – сглатываю, стараюсь адекватно звучать. – Он постоянно с отцом… И часто ночевать остается. Разве жена бы такое терпела? – при мысли об этом меня окатывает жгучим жаром.

Каринка щурится и вульгарно чавкает жвачкой.

– И чего ты так раскраснелась, волчица?

– Ничего не раскраснелась… Жарко…

– Угу, – ухмыляется от уха до уха. – Даже если жены нет… Что, он и вечером не отлучается? Пф-ф, чтобы кого-то трахнуть, ему целая ночь не нужна. Сечешь? – надувает огромный пузырь.

Пальцем его протыкаю.

– Все забываю, что ты универсальный эксперт!

– Но-но! Аккуратнее с ближайшей родней.

– Поговори, – бормочу приглушенно, – с балкона тебя сброшу, и по родне.

– Правда задела, значит, – снова лыбится, как полоумная идиотка.

– Ничего не задела… Вали, давай, к себе. Надоела!

– Я-то свалю… А ты что делать будешь?

Не желая смотреть на ее ехидную морду, отворачиваюсь и отхожу в самый угол длинного балкона. Вновь неосознанно Тарского ищу. Он поднимает голову. Приличное расстояние не мешает разглядеть выражение лица – озабоченно хмурится. Поднимая руку, очередную команду отдает. То ли у него проблемы с жестикуляцией, то ли у меня – с распознаванием знаков, не понимаю, что ему нужно.

Машу ему рукой, в надежде, что он, назло Каринке, поприветствует в ответ. Ни черта подобного, конечно же… Слышу со стороны сестры глухой хлопок и тихий булькающий звук. Считаю секунды до того, как эта дурочка хохотать начнет.

Вместо этого застывшую тишину прорезает грубый выкрик Тарского и громкий шлепок валящегося рядом со мной тела.

«Ложись…»

Он горланит: «Ложись».

Едва это понимаю, приседаю и прижимаюсь к теплой плитке. Малышева молодец, быстрее сориентировалась.

– Карин… Каринка…

Почему молчит? И не шевелится? Говорить ведь можно… Шепотом никто не услышит.

– Каринка…

Мысль не успевает сформироваться. От тела сестры ко мне бежит тонкая струйка крови.

Я кричу раньше, чем мозг охватывает случившееся.

4

Пять дней проходят в прогрессирующем коматозе. Трое первых суток из-за успокоительного, которым меня накачивает присланный отцом лекарь. Последующие – остаточно инерционным торможением нервной системы. В полусознательном состоянии нахожусь.

Что творится с тетей Людой – описать трудно. Испытываю облегчение, когда она уезжает после похорон. Нет сил глядеть ей в глаза. Клянусь, в них горит обвинение и сопутствующее сожаление, что Карина погибла из-за меня.