Он

Сегодня воскресенье и впереди — ужин в доме моих родителей в Сан-Рафеле, Калифорния. На этот раз я увижу его не по скайпу — я сам делаю пасту. Я покрошил гору чеснока, нарезал кубиками несколько луковиц и нарубил гору оливок. Сегодня за ужином нас будет десять — восемь нас плюс муж Тэмми и новый бойфренд Джесс. Мама полтора часа держит меня на кухне, но до завершения еще далеко.

Как выяснилось, готовка оказывает значительный терапевтический эффект. Мне есть чем занять свои руки и можно не смотреть людям в глаза.

Я дома сорок восемь часов, и мама акулой кружит вокруг меня. Чувствует, что со мной что-то серьезно не так. Я сказал ей только то, что у меня кризис с карьерой. Она знает, что через три дня у меня собеседование, и это идет вразрез с тем фактом, что через шесть дней я обязан приехать в Детройт.

Все, что я рассказал ей, — правда. Но это не вся правда. Выбирать между двумя карьерными путями непросто, но это и близко не так болезненно, как то, что сделал со мной Вес.

После той ужасной сцены я ушел на пробежку. Через три мили Веса у нас в комнате уже не было. Я не имею в виду, что он вышел выпить — он уехал из лагеря. Из нашего шкафа исчезли все его вещи. Исчезли его туалетные принадлежности.

Исчезли его коньки.

Мне сразу стало понятно, что он не вернется. Когда наутро я спустился на завтрак, Пат встретил меня сочувствием на лице. А когда я спросил, точно ли ему хватит тренеров, если я на следующей неделе сорвусь в Калифорнию, он ответил категоричным «да».

Последние два дня я провел, стараясь не хандрить у себя в комнате. Так что огород моих родителей теперь отлично прополот. Плюс я четыре раза проиграл папе в шахматы. И наконец-то домучил книжку, которую привез с собой в лагерь.

Но как же мне больно из-за потери моего лучшего друга, или бойфренда, или кем бы мы с ним не являлись друг другу. Мы так и не успели придумать название. И уже не придумаем никогда.

— Блядь! — восклицаю я, рубанув себя ножом по кончику пальца. Защипываю разрез, и нож выскальзывает у меня из руки.

— Джеймс. — Мамин голос звучит очень мягко. — По-моему, тебе пора взять перерыв. — Она даже не делает мне замечание за слово на букву «б». Видимо, я веду себя так, словно серьезно двинулся головой. — Давай наложу повязку.

Спустя две минуты моя ранка перебинтована.

— Я могу что-нибудь потушить и с одной рукой, — предлагаю я.

— Может, ты лучше расскажешь мне, что тебя беспокоит?

Нет, рассказать-то можно. Мои родители и глазом не моргнут, если узнают, что у меня была связь с мужчиной. Они оба — настоящие калифорнийские хиппи, и если б мы с Весом остались вместе, я бы поделился с ними всем в один миг. Но смысла рассказывать эту историю сейчас уже нет. Я добьюсь только того, что надо мной всю жизнь будут подшучивать братья и сестры. (Хотите узнать, подходит ли рубашка к штанам? Спросите Джейми. Он как-то раз поллета был геем.) Большие семьи, как у меня, нельзя снабжать такого рода оружием, если это не актуально.

Как бы там ни было, но от необходимости отвечать на мамин вопрос я избавлен, потому что внезапно дверь кухни распахивается, и начинает прибывать первая волна.

— Джеймстер! — вопит моя сестра Тэмми. — Вот. Держи.

Не успеваю я возразить, как на руках у меня оказывается младенец.

— Свежее мясо! — хихикает моя сестрица, а ее муж проскальзывает мимо нас, чтобы достать себе пиво.

Я смотрю на малыша.

— Хм. Привет, — говорю ему. Я не видел Тая два месяца и клянусь, за это время он увеличился вдвое.

Он что-то лепечет в ответ с засунутыми в рот четырьмя пальцами. Потом своей обслюнявленной маленькой ручкой хватает меня за нос.

Тэмми расплывается в широкой улыбке.

— Так здорово, что ты приехал, пацан. — Тэмми тридцать, но она зовет меня «пацаном» с тех пор, как ей было двенадцать, а мне четыре.

Мы с Таем подхватываем из холодильника пиво и отправляемся на веранду, откуда открывается потрясающий вид на залив. Мои родители купили этот дом тридцать четыре года назад перед рождением Джо. Это единственная причина, по которой они могут себе позволить такой шикарный вид в отличном районе. По мере того, как наша семья разрасталась, у дома появилось пара пристроек, но своя комната у меня, как у самого младшего, была всего один год перед отъездом в колледж. Двухъярусные кровати, драки за хлопья повкусней и шумные семейные обеды — такой была моя жизнь.

Блядь, как же хорошо оказаться дома.

— Думаю, мне стоит добавить в список третий пункт, — говорю я Таю, и он глядит на меня своими круглыми карими глазками, цветом так похожими на мои. — Детройт, Торонто или Калифорния? — спрашиваю его.

Тай морщит личико и выглядит так, словно обдумывает вопрос. Причем напряженно — очень. Но потом я слышу тихий свистящий звук, его лицо расслабляется, и в тот же миг начинает попахивать кое-чем неприятным.

— Ты наделал мне на часы, да? — спрашиваю я малыша.

Тот моргает в ответ — сплошная невинность.

— А, вот ты где! Джейми!